Лилан вошёл в комнату, потоптался за спиной:
— Даже не посмотришь на меня?
— Спасибо за цветы и до свидания.
— Я тебя чем-то обидел?
— Я занята. Не видишь?
— Вижу, — сказал Лилан и удалился.
Открытие гостиницы прошло без помпезности: табличку «Ремонт» сменили на вывеску «Добро пожаловать». Когда порог переступил первый посетитель, Вельму бросило в пот — вот она, проверка на пригодность. Гость, с виду мелкий чиновник, был очень любезным и на следующий день написал в книге отзывов благодарность за радушный приём. И тут началось. Временами казалось, что в городе всего одна гостиница. Вельма поняла, что имел в виду Мун, когда говорил о трудностях работы. С губ не сползала улыбка, глаза следили за выражением лиц, слова текли как мёд. Самым сложным было научиться отказывать так, чтобы люди, которые приехали в Ларжетай надолго, огорчались, а не злились. Ведь ко дню открытия выставки два этажа гостиницы должны быть свободны.
Поздно вечером Вельма сидела у окна и пролистывала гостевую книгу. Эти трое съедут утром, эта парочка после полудня. Верхние этажи на несколько дней опустеют. Прислуга вымоет окна, почистит ковры, натрёт паркет, и можно немного отдохнуть.
— Ты занята?
Вельма вздрогнула. Повернула голову, но в вестибюле никого не было.
— Я здесь.
Она выглянула в окно. Под фонарём стоял Лилан — в белой рубашке, с повязанным на шее ярко-красным платком — и прижимал к груди букет алых роз.
— Здравствуй, — сказала Вельма и с равнодушным видом уставилась в тетрадь.
— Я опять не вовремя?
— Зачем пришёл?
Повисло долгое молчание. Вельма перелистывала чистые страницы, радуясь, что разум заглушает голос сердца.
— Я могу войти? — спросил Лилан.
— Зачем?
— Тогда ты выйди.
— Зачем?
Лилан приблизился к цоколю здания и протянул букет:
— Это тебе. Боюсь, не докину.
Вельма перегнулась через подоконник и протянула руки:
— Бросай!
— Я не все шипы обрезал. Поранишься.
Вельма рассмеялась — хитрец! Пошла через вестибюль, стараясь идти неторопливо. Открыла дверь и встала на пороге.
Лилан подпёр плечом створку:
— Не впустишь?
Вельма вспыхнула:
— Лилан! Я очень жалею, что когда-то позволила тебе поцеловать меня.
— Тебе не понравилось?
— Нет, Лилан. Мне было хорошо.
— Тогда в чём дело?
Вельма забрала букет, уткнулась лицом в розы, вдохнула дурманящий аромат:
— Я не хочу, чтобы стало плохо. — И закрыла перед носом Лилана дверь.
~ 22 ~
«День да ночь — сутки прочь», — приговаривал каждый вечер Тиваз, провожая Адэра и Мебо до избы Валиана. Прощались не сразу, долго сидели на крыльце и молчали. О чём думал старейшина Зелейнограда? — в голову не заглянешь. Мебо, вероятнее всего, вслед за сердцем возвращался в детство, пропитанное ароматом материнских рук. А Адэр упорно и безрезультатно бился в дверь, за которой таилась причина, заставившая Великого создать резервацию.
В Зелейнограде (как оказалось, это название не посёлка, а всех земель климов) всего было вдоволь: поля, сады, пастбища. Климы не бедствовали, хотя ничего, кроме работы, не знали. Вставали с первыми петухами, ложились спать затемно. Но что-то было не так. Адэр не мог понять, что не даёт ему покоя.
Изба Мебо пустовала много лет, и страж сам предложил Адэру пожить у Валиана. Разана выделила гостям не новую, но сносную одежду из гардероба мужа, притащила от соседей две раскладушки. Вкусно готовила, стирала, в конце дня наполняла в огороде большую бочку горячей водой, запаривала в ней еловые ветки, и Адэр наслаждался запахом хвои, исходившим от чистого тела.
С первыми лучами солнца Адэр и Мебо садились на лошадей, вместе с Тивазом наведывались на фермы, проверяли хранилища зерна и овощей. А чаще просто скакали по полям и лугам. Вечерами прогуливались по посёлку и с наступлением сумерек отправлялись домой. Их постоянным попутчиком был моранда. Оставаясь один, он скулил, доводя Разану до слёз. Адэр сжалился и над хозяйкой, и над щенком — слепой, беспомощный, а тут ещё и бросили. Во время конных прогулок возил его в мешке, притороченном к седлу. Сначала зверёныш бурно возмущался, болтаясь из стороны в стороны, потом привык. Не желая ходить по селению с котомкой за плечами, Адэр носил питомца на руках, но к концу прогулки щенок превращался в пудовую гирю. Пришлось смастерить ему ложе из отреза ткани и привязывать к поясу. Зверёныш высовывал голову из тряпки, утыкался носом Адэру в живот и спал, пока его не будил голод.
Старейшина вёл себя осмотрительно: не умничал и не прикидывался дураком — такие люди легко входят в доверие. Его вопросы не вызывали подозрений, но Мебо и Адэр держались настороже: отвечали скупо или отделывались общими фразами. Тиваз не отступал, и придумывать обтекаемые ответы на его вопросы с подоплёкой становилось всё труднее. Будь на месте Адэра другой, он бы уже проболтался. Однако Адэр — не кто-то другой, он не обычный человек. Часть его прошлой жизни прошла в разгулах, но бóльшая часть была посвящена как физическому, так и умственному развитию. Десятки учителей, наставников, психологов и тренеров с пелёнок готовили наследника престола к тому, что предопределено ему судьбой.