Адэр с ходу сочинял ответы Тивазу и наблюдал…
Климы разговаривали между собой на родном языке. Адэр с жадностью втягивал в себя каждое их слово: прислушивался к болтовне Разаны и Валиана на кухне, к крикам детворы под окнами, к ругани соседок на огороде, к спору косарей и конюхов. Кебади оказался прав: с изучением наречия климов не возникло трудностей. Адэр смешивал три знакомых языка, взбалтывал, ждал, пока осядет осадок, и ежеминутно, ежесекундно пил новую речь — тягучую как тез, мелодичную как рóса и колоритную как шер.
В селении жило навскидку около трёх тысяч человек. Молодёжи было меньше, чем стариков, а детей — и вовсе с воробьиный нос. Те же Разана и Валиан ни разу не завели разговор о сыне или дочке. Неужели проблема с деторождением коснулась не только ориентов, но и климов?
Через поля и сады тянулись полосы мрачной пущи, иначе не назовёшь плотно, без единого просвета прижатые друг к дружке тёмно-коричневые деревья. Ствол — вдвоём не обхватишь, ветки толстые, листья синие, большие, как повёрнутые к небу ладошки. И как бы ни шалил ветер, ветви и листва не колыхались.
— Это пьющие деревья, — объяснил Тиваз. — Во время дождя вбирают влагу. Когда наступает жара, отдают влагу земле, а сами становятся хрупкими, как высохшая скорлупа ореха. Если бы не пьющие деревья и водоросли, которыми климы удобряют почву, народ давно бы вымер.
— А ещё они пьют время, — добавил Мебо.
— Наслушался бабских бредней? — неожиданно окрысился Тиваз.
— Но это правда! — упорствовал Мебо. — Деревья сажают вплотную, чтобы человек не втиснулся. Тот, кто войдёт в посадку молодым, выйдет стариком.
— Не выдумывай! — рявкнул Тиваз и хлестнул коня Мебо плёткой.
Как-то Адэр заметил лежащих в поле людей: щекой к земле, глаза закрыты, руки раскинуты. На вопрос: «Что они делают?» — Тиваз ответил: «Молятся». «У вас нет храма?» — «Встреча с Богом важнее места встречи».
В углу кухни всегда стояло блюдце с молоком, но Адэр не видел в посёлке ни собак, ни котов.
— Где ваша кошка? — поинтересовался он.
— Сбежала, — ответила Разана, наполняя кружки душистым цветочным чаем.
— А молоко зачем?
— Пусть стоит, — буркнула она и вернулась к плите.
Валиан посмотрел жене в спину, придвинулся к Адэру и прошептал:
— Видать, лунатить начала. Ночью молоко выливает и не помнит. А потом говорит, что кошка приходила. И снова наливает. — Придвинулся ещё ближе. — Пока в посёлке моранда, коты и собаки не вернутся, зуб даю.
Адэр не верил в сказки — ему казалось, что его намеренно запутывают и запугивают, — и решил больше ни о чём не спрашивать. Но увиденное взрывало мозг.
Сосед свалился с крыши. Упал плашмя, аж земля ухнула. А мужик встал как ни в чём не бывало, отряхнулся и вновь полез по лестнице на крышу.
Мебо заехал себе по пальцу молотком и даже не поморщился. Палец на глазах краснел, опухал, синел, а страж продолжал ремонтировать забор перед заброшенным родительским домом. И только за ужином, заметив сине-багровый кровоподтёк, удивился: «Где это я?»
Разана опрокинула кружку с горячим чаем себе на колени, переодела халат и продолжила завтракать.
Однажды ночью Адэр проснулся и не нащупал рядом с собой зверёныша. Первая мысль: свалился с раскладушки. Адэр перегнулся через край — на полу пусто. Вторую мысль — украли — отмёл сразу: поперёк входа в комнату спит страж; оконные рамы, несмотря на жару, закрыты (опять же по требованию стража). Распахнута лишь форточка, в неё ребёнок не пролезет. Третья мысль: щенок пищал, и Мебо забрал его. Однако стража в постели не оказалось. Пошёл кормить моранду? Но бутылка с молоком здесь, на кресле. Адэр занёс ногу, чтобы перешагнуть через раскладушку Мебо и выйти в горницу, когда лунный свет за окном на долю секунды закрыла тень.
Прячась за ситцевой занавеской, Адэр глядел на спящий сад и готовился к худшему. Чужие земли, чужие люди. И страж, скорее всего, стал чужим.
Нарушивший тишину звук заставил обернуться. На раскладушке посапывал зверёныш…
Чуть позже вернулся Мебо. Адэр притворился спящим, а следующую ночь не сомкнул глаз. Под боком сопел щенок. В смежной комнате тихо тикали часы. Под полом шуршали мыши (осмелели без котов). Мебо ушёл перед рассветом. Ненадолго, но нескольких минут вполне достаточно, чтобы с кем-то пошептаться.