Заметив, как перед гостиницей остановились два роскошных автомобиля, Вельма побледнела:
— Приехали… — Поправила волосы. — Как я? Нормально?
Лилан пожал ей руку:
— Не волнуйся.
Она вскочила, одёрнула тёмно-синее платье с белым строгим воротничком, похлопала себя по щекам:
— С Богом! — И, вскинув голову, вышла из кафе.
Ей никогда ранее не приходилось встречать человека такой удивительной наружности: ярко-рыжие волосы, белёсые брови и ресницы, в крупных веснушках лицо и даже уши. Если бы не дорогой костюм и бриллиант в галстуке, Вельма приняла бы важного гостя за сельского парня. Гость заговорил, его голос заскрежетал, как лёд под полозьями саней, и перечеркнул в воображении образ простолюдина.
— Князь Дамир Плутай, — представился он и указал на своего спутника. — Граф Стефан Бариз.
Граф в это время рассматривал ковёр с выпуклыми цветами. При упоминании своего имени повернулся и, картинно проведя растопыренными пальцами по тёмно-каштановым прядям, снисходительно кивнул.
Вельме не понравился его колючий взгляд. Заглушив неприязнь, она обворожительно улыбнулась и присела:
— Добро пожаловать в «Дэмор»! Позвольте узнать, из какой страны вы приехали?
— Из Тезара, — ответил князь Плутай.
— Вам нужны комнаты для прислуги?
— Нет.
Граф Бариз облокотился на конторку:
— Если согласишься потереть мне спину, я сниму весь этаж.
Вельма достала из ящичка сложенный листок и протянула графу.
Он глянул искоса:
— Что это?
— Список постоялых дворов и гостиниц Ларжетая.
Князь Плутай улыбнулся:
— Граф пошутил.
— В таком случае я ознакомлю вас с правилами.
— В этом гадюшнике есть правила? — произнёс граф, рассматривая люстру из маншерского стекла.
— Стефан, довольно, — миролюбиво бросил князь и вновь улыбнулся Вельме. — Мы слушаем.
— Проституток не водить. Спиртные напитки не распивать. Не сквернословить…
Когда слуги подхватили чемоданы, а гости пошли вслед за ними на верхний этаж, Вельма набросала на листе несколько слов и отослала посыльного к Малике в замок.
***
Для Ларжетая начались непривычно шумные дни. И разных стран в столицу прибывали представители ювелирных контор и частные лица, получившие разрешение посетить выставку-аукцион. Стекались народные умельцы, цирковые труппы, бродячие музыканты и другая разношёрстная публика. Стражи, стянутые со всего Порубежья, встречали путников на подступах к городу. Подозрительных типов разворачивали обратно, селянам и артистам объясняли, где находятся отведённые для торговли и выступлений места, и предупреждали о суровом наказании за нарушение порядка.
Не только гостиница «Дэмор», но и другие гостевые дома и постоялые дворы превратились в муравейники. Магазины работали допоздна, двери кафе и трактиров не закрывались до глубокой ночи, рыночный люд и лоточники забыли о сне.
Иностранцы, напуганные пустошью и нищими селениями, первое время покидали гостиницы с опаской. Отсутствие на улицах беспризорников, бродяг и прочих сомнительных личностей — их удивило. Радушие жителей столицы — порадовало. И уже через день или два гости города совершали променад, не оглядываясь беспрестанно и не вздрагивая при каждом резком звуке. Чувствуя себя в безопасности, они не подозревали, что их жизнь охраняет тайная гвардия главного стража страны Крикса Силара.
В постоялых дворах и гостиницах под видом клерков крутились невзрачные люди. В кафе и трактирах сидели малопривлекательные девицы. В подворотнях топтались симпатичные, опрятно одетые подростки. Среди говорливой и весёлой толпы прохаживались улыбчивые юнцы. Ночью на скамейках миловались «влюблённые парочки». Тайные агенты Крикса, завербованные с помощью бандита.
Если бы гостям Ларжетая сказали, что столицу бывшей колонии очистил от сброда всего один человек и сделал он это в кратчайшие сроки, за месяц, — они бы не поверили. Крикс и сам до конца не верил, что Хлыст действовал в одиночку, и даже не догадывался, к каким ухищрениям тот прибегал.
Первые три дня Хлыст привыкал к большому городу и присматривался. Шатался по дворам, паркам, дешёвым забегаловкам. Слонялся по базарам. Сидел на приступках магазинов и постоялых дворов. Когда смеркалось, отправлялся в тёмные кварталы и, затаившись, наблюдал за ночной жизнью бедноты. На четвёртый день Хлыст приступил к сортировке горожан на полезных, бесполезных и опасных.