— Вы говорили, что мы должны доверять друг другу.
Он подпёр щёку кулаком:
— Говорил.
— Вас долго не было. Что вы делали у климов?
Адэр рассказал о своей поездке. Рассказал всё без утайки — скрывать что-либо не имело смысла.
— Они не подумали, что меня могут ждать родители или жена. Их не волновало, что у меня могут быть дети, которым нужен отец, а не овощ без памяти. Если бы они знали, кто я, — их нелюбовь ко мне была бы обоснована. А я был обычным человеком, таким как Мебо. Мы ничего плохого не делали. Я хотел лишь понять, почему отец создал резервации. Ты когда-нибудь была у климов?
— Не была. И у морского народа не была.
— Мне кажется, что причина кроется в «Откровениях Странника». Решение Йола относительно моей просьбы наблюдать за морем и решение Тиваза отравить меня не были продиктованы внутренними убеждениями старейшин. Шестое чувство мне подсказывает, что на их решения повлияло Священное Писание. Эти народы ничего не хотят решать сами. Открывают книгу, им так проще, и получают совет, зачастую ошибочный. Опасный обычай. Я так думаю. Похоже, Великий думал так же.
Малика потупила взгляд:
— Откровения трактуют люди, а людям свойственно ошибаться.
— А как трактуешь ты? «Откровения» — священная книга не только климов, ориентов и ветонов. Это Священное Писание морун.
— Я никогда не обращалась к Страннику за советом. Поэтому мне трудно сказать, как бы я трактовала откровения в той или иной ситуации.
Адэр вытащил из стола фолиант:
— Давай попробуем?
Глядя на книгу, Малика нахмурилась:
— Что вы от меня хотите?
— Жизнь человека состоит из поиска ответов. Неужели у тебя нет вопросов?
— Я не нуждаюсь в чьих-то советах.
— В этом ты не одинока. — Адэр спрятал Священное Писание обратно в стол. — Поедешь со мной к ветонам?
— К ветонам?.. Когда?
— Когда я выучу их язык.
— В замке есть страж. Его зовут Драго. С его помощью вы быстрее научитесь говорить на их языке. — Малика поднялась. — Я могу отлучиться на пять дней?
— Завязывай с гостиницей. Не хочу, чтобы мой тайный советник занимался чем-то ещё помимо государственных дел.
— Хорошо. Так я могу уехать?
Адэр кивнул и вытащил из ящика словарь.
~ 27 ~
Вслушиваясь в оцепенелую тишину, Трой смотрел на пламя свечи. О такой ли старости он мечтал?
Всю жизнь находясь в круговороте событий, Трой, как ферзь, двигался во всех направлениях, появлялся и исчезал как тень. Иногда сам вызывал круговорот и, стоя за кулисами, наблюдал, как уходят на дно лодки и корабли.
Трой не умел лениться, приезжал во дворец Великого раньше советников, уезжал позже всех. И лишь болезнь вынуждала его проводить дни в стенах собственного замка, что случалось крайне редко.
После отъезда Адэра в Порубежье дворец словно опустел. Трою казалось, что центр вселенной переместился в нищую колонию. Важные события происходят там — без его участия. Адэр принимает решения — без него, без человека, который посвятил себя служению династии Карро, этому величественному монолиту. А теперь он смотрит на трещину, видит, как она превращается в разлом, и не может придумать, как остановить разрушение.
Трой взял со стола фотографию в рамке. Сын и супруга. Напоминание о тех, кому не хватило места в его сердце.
Любил ли он сына? Любил. И ждал того дня, когда сын займёт его место: по правую руку правителя. Но дождался его признания в любви к плебейке. Сколько же презрения и злобы Трой вложил в свои слова. Мыслимое ли дело — сын старшего советника забыл о долге! Он обязан хранить верность династии Карро! Он должен ставить интересы Тезара выше собственных! Женившись на плебейке, он станет никем! И Трой станет пустым местом. Древнейший род Дадье превратится в посмешище.
После бурного скандала сын записался в волонтёры, покинул отцовский дом и долгие годы скитался по миру. Вернулся больной, истощённый. Уснул в своей постели, в которую не ложился одиннадцать лет, и не проснулся.
Трой поцеловал запечатлённого на снимке сына в лоб, поставил фотографию и вновь обратил взгляд на свечу.
Любил ли он свою жену? Трой уважал её как человека и почитал как мать своего единственного ребёнка. Пытался полюбить как женщину, но оказалось, на повторные чувства он был не способен. Сейчас воспоминания о рыжеволосой дочери поварихи вызывают улыбку, а раньше доставляли нестерпимую боль. Порой жена будила стонущего Троя среди ночи и, поглаживая его по голове, спрашивала, что ему приснилось. Он молчал. Дело не во сне. Это выла его измученная душа, отпущенная разумом на волю.