Часть 08
***
Каждое утро Малика забиралась в паланкин и отправлялась в храм. Возле служебного входа шабиру встречал религиозный служитель. Пройдя за ним по лабиринтам коридора, она ступала в комнату, где её ждал верховный жрец. Усаживалась, как Хёск, на пятки и, внимательно глядя на его губы, целый день учила заклинание.
От непривычной позы затекали ноги, от запахов благовоний тошнило. Непонятный текст давался с трудом. Малика неправильно произносила гортанные и шипящие звуки и никак не могла запомнить длинные фразы, требующие определённой интонации.
Каждый вечер, возвращаясь из храма, она боролась с желанием выпрыгнуть из паланкина, разыскать охранный двор и наконец-то увидеть Мебо, Драго и Лугу. Внутренний голос нашёптывал: «Не испытывай судьбу, думай о себе».
Во дворец Малика возвращалась на пределе душевных сил. Кенеш готовила ей ванну, приносила ужин, а Галисия даже не выходила из спальни. Знак шабиры на опухшей ладони дворянка восприняла как личное оскорбление, словно это была не татуировка, а корона, которую незаслуженно надели на плебейку.
Малика ложилась спать в гостиной. Ей казалось, что она погружалась в сон без сновидений, но на рассвете Кенеш гладила её по голове и говорила: «Это всего лишь кошмары».
К концу недели нервы сдали. С утра нещадно палило солнце, паланкин напоминал парную. В неподвижном воздухе стоял ядрёный запах пряностей, от которого перехватывало дыхание. Носильщики шли не в ногу, и Малику кидало из стороны в сторону. Шум города, сотканный из мужских голосов, сводил с ума. Служитель, который обычно встречал шабиру возле храма, заставил себя ждать.
Малика находилась на взводе, но всё ещё владела собой. Поведение Хёска стало последней каплей терпения: после каждой неверно произнесённой фразы он удалялся из комнаты, тем самым давая понять, что крайне недоволен шабирой.
Не сумев выговорить заковыристое слово, Малика стянула с головы чаруш и расхохоталась. Хёск налил ей воды — она выбила из его руки стакан.
— Чтоб тебя… Сумасшедшая, как дьявол на сковороде, — выплюнул жрец и принялся собирать осколки.
— Ты умеешь ругаться? — спросила Малика, давясь смехом.
— Бранное слово — это грех не против Бога, а против воспитанных людей. И между нами, в тебе воспитанности столько же, сколько ума.
Конец фразы отрезвил Малику. Она переместилась с пяток на пол, вытянула ноги, вытерла лицо накидкой:
— О чём говорится в заклинании?
— Думаю, это кодовые слова, при помощи которых хазир приобретает магическую силу.
— Думаешь?
— Разве обычный человек способен построить на голом месте сорок семь городов? Ташран — первый хазир — построил. Без магии не обошлось.
— Стало быть, ты не знаешь, как переводится заклинание.
Хёск положил осколки на уголок низенького стола, слизнул кровь с пальца:
— В те времена письменности не было, текст нарисовали на глиняных табличках. Каждый рисунок означал фразу. Когда изобрели письменность, этот язык уже исчез из обихода. Заклинание записали в виде транскрипции, его смысл передавался от верховного жреца к приемнику.
— Пока кто-то не умер раньше срока, — предположила Малика, обмахиваясь чаруш.
— Так и произошло. Верховный жрец скоропостижно скончался. Транскрипция есть, смысла нет. — Хёск устремил на Малику въедливый взгляд. — Иштар торопит нас с коронацией. Будь добра, напряги память.
— Если я ошибусь, никто не заметит.
— Прояви уважение к нашей истории.
Малика встала. Походила из угла в угол, разминая ноги:
— Таблички с рисунками сохранились?
— Сохранились.
— Можно их увидеть?
Хёск указал на фолиант, лежащий на столике:
— В нём есть эти рисунки.
— Я могу взять книгу во дворец?
Хёск покачал головой:
— Этой книге не место в Приюте Теней.
Малика хотела спросить: «А шабире — место?», но посмотрела на свою ладонь, покрытую бронзовой вязью с золотистым оттенком, и сжала кулак:
— Тебе известно, что со мной приехала будущая жена Иштара?
— Впервые слышу.
— Я тебя прощаю.
На губах Хёска появилось подобие улыбки.
— За что, Эльямин?
— За ложь. Это последний раз, когда ты обманул меня безнаказанно.
Будто опасаясь, что его кто-то услышит, Хёск прошептал:
— Я забыл сказать тебе главное: твоя сила в молчании и повиновении.
— Ты не знаешь, в чём моя сила.
— Ты не блещешь интеллектом, поэтому не понимаешь очевидных истин. Откуда столько гонора?
— И это последний раз, когда ты меня оскорбил.
Черты лица Хёска исказились, желваки вздулись под кожей буграми.
— Не моя вина, что Всевышний обделил женщин умом.
— Мне встречались разные мужчины: добрые и злые, сильные и слабые. — Малика смерила жреца взглядом. — Глупца вижу впервые.
Он отшатнулся, будто получил хлёсткую пощёчину:
— Память у меня не такая короткая, как хотелось бы.
— А я уж подумала, что ты забыл, кто я.
Дорога во дворец показалась неимоверно длинной. Царапая ногтями подлокотники кресла, Малика корила себя за несдержанность и понимала, что поступила бы так же, поверни время вспять. У неё появился ещё один враг — намного могущественнее низложенного хазира. Может, даже могущественнее Иштара. Альхара говорил, что в Ракшаде на защиту шабиры встанут миллионы воинов. Если непременными условиями для спасения её жизни являются молчание и покорность — такая защита ей не нужна.
Малика отослала Кенеш за ужином и впервые за неделю вошла в спальню. Галисия, застигнутая врасплох, начала торопливо собирать с кровати рисунки. Малика успела увидеть изображение Адэра на фоне замка: стены оплетены диким виноградом, над массивными дверями герб Тезара. Замок Грёз…
— Я попросила старуху принести мне альбом или тетрадь. Она не поняла, — пробормотала Галисия, пытаясь затолкнуть рисунки в папку. Уголки заворачивались, и стопка листов в подрагивающей руке рассыпáлась веером.
— Покажите мне письма Иштара.
— У меня их нет.
— Неужели оставили дома?
— Я сожгла их перед уходом в монастырь. — Галисия спрятала папку под перину и села на край кровати.
— О чём он вам писал?
— Это тебя не касается. — В голосе послышались надменные нотки: Галисии удалось совладать с растерянностью.
— Я ваш единственный друг. Единственный и настоящий. Я не хочу, чтобы вы провели всю жизнь в закрытой комнате, рисуя картинки.
— У меня будет свой дворец.
— Кто вам сказал?
— Иштар. Он написал, что дворец жены хазира пустовал десять лет, и сейчас там делают ремонт и обновляют обстановку. Я подумала: наверное, готовится к свадьбе. Иначе, зачем это писать? Выходит, ремонт затеяли из-за меня.
— Кубарат находится в этом дворце, Иштар живёт в этом дворце, а вас поселят неизвестно где. — Малика облокотилась на спинку кровати. — Вы понимаете, какая жизнь вас ожидает?
Галисия устремила взгляд на узорчатое окно:
— Я приготовилась всю жизнь провести в монастыре, среди монашек. Мне повезло. Любимый человек предложил мне нечто лучшее, чем то, что приготовил для меня собственный отец. Я люблю Иштара, и он меня любит. Иначе меня бы здесь не было. Ташран назвал страну именем любимой. Иштар из той же породы людей.
— Сомневаюсь.
— Ты его совсем не знаешь, милочка.
— Зато я знаю вас. Вы приехали к будущему супругу, а рисуете своего бывшего мужчину.
Галисия вытащила из-под перины папку, достала из неё листы. Порылась в стопке и положила перед Маликой рисунок:
— Мы сидели с тобой на скамейке в саду Адэра. Помнишь? Я решила, что Иштар не придёт, а он появился словно из воздуха. Это была наша последняя встреча. Посмотри на его лицо.
Вытащила из стопки ещё один лист:
— А таким я увидела его впервые, в твоей комнате. Злой, надменный.
Положила оба рисунка рядышком:
— Посмотри внимательно. Один и тот же человек, но это разные люди.
Малика не сводила взгляда от листов в руке Галисии. На них изображён явно не Иштар.