Совет принял решение направить на церемонию вручения аттестатов зрелости преподавателей университета, придворных, работников ведомства образования и советников. Чтобы охватить все школы, где учились дети малоимущих семей, пришлось составить график проведения выпускных собраний с указанием даты и времени.
Адэр пожелал посетить двадцать три школы, расположенные в экологически небезопасных районах. Его выбор удивил советников. После тихих бесед в кабинетах и приёмных удивление переросло в подозрение: на следующем заседании Совета правитель поднимет вопрос о вредном производстве.
Актовый зал школы не мог вместить всех селян. Прежде на выпускных собраниях присутствовали только выпускники с родителями. В этом году церемония вручения аттестатов прошла бы так же тихо и незаметно, если бы староста не растрезвонил по посёлку, что на мероприятие пожалуют высокопоставленные чиновники.
Самым «высоким» человеком, кого доныне видели селяне, был владелец кирпичного завода. Он жил в столице и на производство наведывался пару раз в месяц, чтобы погрозить кулаком и покричать. Перед его очами рабочие бледнели и трепетали, а за спиной называли благодетелем. Даже в молитвенном доме, ставя свечки за здравие, так и говорили: «За благодетеля».
Желание посмотреть на более высоких людей вынудило селян отложить дела и поспешить в местную школу.
В зале, освобождённом от мебели, было шумно, душно, тесно. Выпускники, столпившись перед сценой, краснели и потели. Родители возмущались, когда ротозеи лезли вперёд. Детишки, сидя на плечах отцов, ковырялись в носу и глазели на люстры.
Преподаватели, скучившись на краю сцены, с тревогой наблюдали за директором, а тот, стоя за трибуной, раскладывал на стопки аттестаты зрелости. Резкие, нервные жесты не вязались с закалённым характером, коим славился руководитель учебного заведения. Его сжатые губы свидетельствовали о едва сдерживаемом желании открыть рот и рявкнуть на толпу.
Директору не нравилось, что селяне не потрудились одеться приличнее, будто пришли в свой обожаемый цех. Затоптали пол, обсмеяли зал, украшенный бумажными цветами и серпантином. Но больше всего директора злили закрытые окна.
Обычно промышленные предприятия возводили в нескольких милях от населённых пунктов или на окраине. С этим посёлком всё было иначе. Сначала на пустыре построили бараки для рабочих и кирпичный завод. Затем вокруг цехов появились дома. С каждым годом селение разрасталось вширь и вдаль, а дымящие трубы продолжали оставаться в центре.
Жители в шутку называли посёлок местечком радости: здесь всегда кто-то радовался, когда ветер менял направление. Сегодня ветер гнал запах обожжённых кирпичей прямо на школу, чем несказанно огорчал директора и учителей. Зато радовал селян, чьи жилища располагались с обратной стороны заводских труб: можно посушить бельё на улице, а не в чулане или на горище, можно в доме устроить сквозняк, не боясь, что пожелтеют занавески, или посидеть на крылечке и просто подышать.
В актовом зале пришлось закрыть окна и распылить освежители. Не помогло. Чад заводских печей проникал в распахнутые двери, от селян несло потом, коровьим навозом и опять же кирпичами. Ароматы дешёвых парфюмов, которыми от души опрыскались виновники торжества, выедали глаза. В такой обстановке чинуши долго не продержатся. А им ещё предстояло посмотреть спектакль, подготовленный учениками младших классов.
По приказу директора толпа перекочевала на школьный двор, трибуну и стулья для важных гостей перетащили на крыльцо.
Директор топтался на верхней ступени и смотрел на дорогу, бегущую к перекрёстку. Взгляд то и дело сползал на стариков, занявших места на скамеечках. На детишек, гоняющих мяч. На собак, взирающих поверх низеньких калиток. Перед тем, как осчастливить своим визитом школу, чиновники планировали остановиться в заезжем доме: привести себя в порядок и перекусить. Там их ждали староста посёлка и члены местного совета. Хозяин заезжего дома обещал прислать мальчонку с сообщением о прибытии визитёров, но, похоже, закрутился и забыл. Или чинуши, как всегда, задерживаются.
Вытянув шею, директор подтянул галстук и замер. Трубы… Трубы есть — дыма нет. Недавно был — теперь исчез. И только высоко, в глубине неба, плавало серо-жёлтое облако, не успевшее смешаться с синью.
В голове тревожно тренькнули колокольчики: либо произошла авария, либо чиновники нагрянули на завод. Если они закрыли цеха, жизнь в посёлке остановится.
Донеслось урчание моторов. По улицам часто разъезжали грузовики, самосвалы и прочий колёсный транспорт, но долетающий звук был иным: неторопливым, важным. Селяне обернулись.
Директор смотрел на вереницу машин, приближающихся к школе, и холодел. Все, кто хоть одним глазком заглядывал в газеты, знал, на каком автомобиле разъезжает правитель.
Через пять минут стражи — в чёрной форме с золотыми погонами и аксельбантами из крученых нитей — проложили тропинку через сборище, заняли наблюдательные позиции на ступенях и крыльце. Из серебристого автомобиля вышел правитель. Настоящий правитель! Мундир болотного цвета, на плечах короны, на груди государственный герб. Протянув руку, Адэр помог выбраться из машины смуглой черноволосой женщине.
Директор понимал, что надо бы спуститься с лестницы и пойти гостям навстречу, но не мог двинуться с места. Он ожидал увидеть сановников из ведомства, даже готов был принять советника, курирующего учебные заведения. Но почему же никто не предупредил, что пожалуют правитель и дама, которой перемывают косточки все, кто более-менее следит за жизнью страны? Моруна, выскочка из низов без должного образования и надлежащего воспитания, виновница ссоры с «Миром без насилия», даже поговаривали, что она ракшадская шпионка — как правитель может держать рядом с собой такого человека?
Тем временем Адэр вёл свою спутницу к крыльцу школы, отвечая кивками на поклоны селян. За ними шёл дворянин — вроде бы секретарь, — держа подмышкой кожаную папку для документов. Шествие замыкали староста посёлка и члены местного совета.
Директор спустился с лестницы, сбивчиво поприветствовал гостей, довёл их до стульев, установленных на крыльце, и — когда гости сели — занял место за трибуной. Надо бы представить приехавших, но тот, что с папкой, мог оказаться не секретарём. Газетные снимки искажали лица, даже Адэр выглядел иначе, не так, как на фото, а моруна вообще не походила на себя: диковинная причёска из скрученных косичек, странное платье, вышитое бисером.
На выручку пришёл староста. Отделившись от селян, взбежал по ступеням и проговорил что-то о знаменательном дне, ибо впервые за время существования посёлка сюда приехал правитель. Скороговоркой озвучил имя и должность моруны, представил секретаря и дал слово директору школы.
Ещё никогда подготовленная и отрепетированная речь не давалась ему так тяжело: голос предательски дрожал и срывался, мысли путались, внимание слушателей было приковано к гостям, а правитель не сводил с директора взгляда. Вручение аттестатов прошло под бурные аплодисменты, опять же благодаря гостям. Селяне не привыкли хлопать в ладоши, и особого повода для радости не было. Школа выкинула во взрослую жизнь пятьдесят человек. Если владелец завода и хозяин фермы не дадут им работу, выпускникам придётся скитаться по стране или лоботрясничать и жить за счёт родителей.
Директор произнёс заключительную фразу и хотел уже пригласить гостей и выпускников с родителями в актовый зал, на театрализованное представление, подготовленное младшими школьниками, как правитель вдруг поднялся и подошёл к трибуне. Через пару секунд секретарь положил перед ним кожаную папку.
Адэр посмотрел на селян, устремил взгляд на выпускников, выстроившихся перед лестницей:
— Кто из вас чувствует себя птенцом, выпавшим из гнезда?
Юноши и девушки, сжимая в руках аттестаты, заулыбались. Оглянулись на родителей.
— Я понял, — хохотнул Адэр. — У вас есть ещё одно гнездо — это семья. Но пришло время летать. Куда полетите?
Прозвучали голоса: «На завод». — «На ферму».