Тарканцы раскинулись по комнате веером, а Моррийон с непроницаемым лицом оценивал обстановку.
В это время его блокнот запищал - а командир тарканцев, видимо, получил такой же сигнал по своей мини-рации, торчащей у него в ухе. Тарканец помрачнел еще больше, а Моррийон, наоборот, просветлел, как будто решилась какая-то его проблема. В коридоре тревожно завыла сирена.
- Панархистские катера на подходе, - объявил Моррийон, глядя на Лара и Ромарнана. - Наружным командам надеть скафандры и приготовиться к немедленному выходу. Катеннахи по местам, остальные остаются здесь.
- Как это - здесь? - зарычал Хрим, но умолк, когда огр, стоявший за дверью, внезапно вошел в комнату.
- Огры активированы и будут убивать всех, кого застанут в коридорах без пропуска или сопровождения тарканцев, - с улыбочкой объяснил Моррийон, потрогав висюльку у себя на шее.
Ромарнан и другие наружники ушли под конвоем двух тарканцев. За ними последовали катеннахи, все имевшие пропуска. Хрим и Марим стояли рядом, глядя на Моррийона со смесью страха и вызова. У стены кто-то жалобно стонал. Сердце Лара болезненно колотилось.
- Ларгиор, - распорядился Моррийон, - верни животное его хозяевам и останься там.
Лар вышел, перебирая в уме происшедшее. Моррийон, бывший им врагом в начале знакомства на "Самеди", постепенно преобразился в нечто вроде союзника. Но теперь, когда панархисты близко, он снова становится врагом. Тот же заложенный в нем стержень верности, который ненадолго сделал их союзниками, заставит его сохранить верность своим господам, которые так изуродовали его морально и физически, что его предкам трудно было бы признать в нем бори.
Страх, подогреваемый чувством опасности, стал для Лара привычным состоянием духа - он и теперь чувствовал то же самое. Война, так долго казавшаяся далекой и нереальной, приближалась к Пожирателю Солнц, и Лар находился в самой гуще событий.
30
Вийя ерзала на неудобном стуле, стараясь не прикасаться затылком к его высокой резной спинке. От этого у нее начинала болеть голова.
Тихий собор вокруг нее был полон возможностей, о которых ей не хотелось думать. Почему она не бежит отсюда? Она встала, оглядывая сумрачное пространство из камня и дерева, пронизанное косыми лучами теплого света с пляшущими в них пылинками, и увидела выход напротив высокого, белого с золотом алтаря.
С золотом и с красным. Что-то красное лежало на нем. Вийя, не глядя туда, двинулась к далекой двери, но оказалось, что она идет не к ней, а к алтарю. Снова и снова, куда бы она ни поворачивала, он оказывался перед ней - символ чуждой реальности, которой не было места ни в уме ее, ни в эмоциях.
Зазвучал орган, и она узнала эту рвущуюся ввысь мелодию, слышанную на концерте Брендона - давным-давно, в месте, которого она больше не увидит. Она и слова помнила; в то время они имели смысл, но теперь были просто звуками. Wachet auf, ruft uns die Sfimme...[ Бодрствуйте, к нам глас взывает (нем.)]
С великой неохотой Вийя ступила на помост и подошла к высокому столу, покрытому тканью с золотой каймой. Ее поразил шок: там на золотом блюде лежал кровавый комок - ее рабский локатор, который она вырезала из собственной спины среди огней и льдов Должара.
Орган умолк, издав нестройный аккорд. Вийя, услышав исполненный боли стон, подняла глаза. Между ней и ребристым лепным потолком болтался человек, опутанный паутиной цвета пепла и погибших надежд. Это был Геласаар Хай-Аркад, и к нему по канату спускалась мучительная черная боль - она плела, плела свои проклятия, и свет угасал над островом Хореи, и жители его кричали, охваченные отчаянием, и звезды падали с небес, заставляя вулканы вокруг Вийи извергать яркое тепло, слишком далекое, чтобы оно могло помочь ей. Она увидела других, кто был с ней в рабочей команде, и позвала их:
"Два Клыка! Каменное Брюхо! Когтеголовый!" - "Веди нас, Смертный Глаз! Веди!" - отозвались они, пробегая мимо нее и радостно спеша навстречу потокам магмы, но ледяная паутина ненавистного музыканта держала ее крепко, и насекомые вгрызались в ее тело, а локатор насмешливо верещал, оповещая о том, что она сбежала, не отбыв свой миллионнолетний срок, заслуженный и не заслуженный ею...
Вийя проснулась от воя сирены. Тревога в глазах Жаима была словно эхо этого звука.
- Что случилось? - В голове у нее все точно слиплось, и окружающее виделось расплывчатым.
- Не знаю. Ты стала метаться во сне, а потом началась тревога. Дверь не открывается, и Седри опасается ее взламывать, пока мы не узнаем, в чем дело.
- Правильно. - Вийя кивнула и тут же пожалела об этом, но заставила себя встать. После краткого приступа тошноты предметы начали наводиться на резкость.
За спиной у Жаима стояли Ивард и Локри, оба встревоженные. Размытые фигуры Седри и Монтроза маячили где-то на том конце комнаты. Вийя закрыла глаза, перебарывая головокружение.
- Где Марим?
- В рекреации, наверное, - ответил Жаим. - Очевидно, передвижение по станции запрещено и она не может вернуться.
Дверь в комнату эйя с шумом открылась, и маленькие инопланетяне выбежали к ним. От их высоких, почти ультразвуковых голосов у Вийи заболели уши, но еще хуже был поток их впечатлений, хлынувший ей в мозг. Шок был так силен, что она на миг нырнула в синестезию: огромные ледяные башни таяли, оплывали, рушились вокруг нее под натиском запоздалой весны. Голубой огонь и окутывающая близость келли, чьи-то руки на плечах, пламя рыжих волос вернули ее к реальности.
Зимний сон кончается, - уже спокойнее сообщили ей эйя.
Входная дверь открылась, пропустив Барродаха, и от его эмоционального диссонанса, где главными компонентами были страх и ярость, Вийю опять замутило, и фигуры других снова расплылись.
- Следуй за мной, - рявкнул он, шарахнувшись от эйя.
- Пока не узнаю, куда и зачем, не пойду. И по какой причине тревога. Относительно тревоги у нее не было сомнений, но она не собиралась уступать Барродаху.
- Причина тревоги - панархистский десант, который будет здесь меньше чем через час. Мы идем в Палату Хроноса, где ты активируешь Пожирателя Солнц. - В глазах Барродаха пылал бешеный гнев.