Наташа хорошо помнит времена, когда Ванька сидел у ворот их дома на бревне, просил молока напиться, да отец Никита его огрел по хребту оглоблей. В тот раз Ванька убежал, надолго пропал. В поселке думали, умер, однако губастый отпрыск приехал через год на вороном коне, в кожаном френче, с красным флагом в руках да револьвером на ремне. Вместе с Ванькой отряд из десяти человек. Проскакали красные по короткой улице, повесили красный флаг на огромном, кедровом доме купца Сотникова, написали на доске «Сельсовет». Сколько было водки да самогона выпито пролетариями, знает лишь своенравный Казыр, потому что все бутылки в реку выбрасывали. Местные жители были испуганы светопреставлением. Как так, голытьба да тунеядцы к власти пришли? Не может такого быть, где Бог, где Вера? Припомнил Ванька «оглоблю» Никите Карабаеву, по продразверстке свел со двора коня да корову. Может, он забрал бы молодую Наталью к себе в дом, да она к тому времени уже замужем за Егором была. Повезло…
Затаил Ванька Петров зло на местных жителей, все вспомнил. Никите Карабаеву грозит раскулачкой. Егору Подольскому, ссыльному казаку, предписал появляться каждую неделю на проверку. Другим мужикам наказал пошлину – страна голодает! – за проваленную агитацию. Хотел Ванька привлечь охотников во власть Советов, чтобы иметь горячую поддержку: как-никак, почти у каждого ружье есть. Да только кто пойдет штаны просиживать? Работать надо, сегодня одно, завтра другое. У соболятников забот полон рот: домашнее хозяйство, орех, соболя. Что не сделаешь сейчас, потом не вернешь. Никто Ваньку Петрова не поддержал. За то и был он сердит на весь поселок.
Вошел Ванька Петров в дом Егора вроде как по нужде: Закон до жителей новый довести надо, да еще раз показать, кто в поселке хозяин. Пока сюда шел, каждому встречному мнение праздничное высказывал, кулаками перед лицом махал. Однако Егору кулак не покажешь. За ним – железное прошлое, может и сам в лицо ударить. Одно слово – казак! Отшибет последние мозги, потом спрашивай, что это было… Хоть Ванька и обижается на Егора за невесту, но старается держаться от него подальше. Однако сегодня в дом сам зашел, и от угощения не отказался.
Хозяин принял гостя сдержанно, за стол пригласил, спирт налил, а заодно стал пытать: что надо?
Ванька не стал долго раскошеливаться, выложил все сразу, как есть:
– Разнарядка из города пришла, Закон вышел, с каждой обеспеченной семьи процент брать с дохода!
– Это с какого такого дохода?! – взвизгнула Матрена Плотникова.
– А вот с такого, – важно посмотрел на окружающих пролетарий. – Вы, таежники, люди обеспеченные, почитай, все хорошо живут. Кто с тайги приходит, большие деньги имеет, с продуктами проблем нет… на телегах колеса сливочным маслом смазываете… а страна голодает! В Петербурге да Москве люди умирают…
– Это что за процент такой? – хмельно удивился Гришка Соболев. – Откуда его взять-то?!
– За соболем в тайгу ходишь, вот и давай! Мед, рыбу, орех продаешь, лес плавишь – все нажива! Вот и думай, что Ленин сказал.
– Ленин сказал?! Интересный закон, голь да нищету обирать, – усмехнулся Егор. – Помню, при царе такого не было, крестьянина обирать.
– Ну, ты это, брось, политику разводить! – сурово пригрозил Ванька. – Про простых речь не идет, разговор идет о зажиточных.
– Эт-то хто же зажиточный среди нас? – хмельно раскачиваясь на табурете, удивился дед Мурзин.
– Так все, кто в тайгу ходит, те зажиточные…
– Вон как! – вступил в разговор Мишка Плотников. – Эт-то что же у нас такое наживное, ноги, руки да спина?!
– Почему же… – не ожидая такого напора высказываний, заерзал на стуле Ванька. – У кого два коня да две коровы есть, те в разряде.
– Дык, у нас, почитай, у всех, кто в тайгу ходит, по две коровы да два коня.
– Почему у всех? Вон, у Чигирьки нет ничего… у Семена Бородина или у нас, братьев Петровых… а у Егора вон – граммофон новый!
– Он как! – развел руками Гришка Соболев, и засмеялся. – Чигирька после тайги все в лавку Агею уносит…
– Сенька Бородин – лень вперед его родилась! – сорвалась бабка Казариха. – А у вас, братьев Петровых… мухи и те передохли, потому как вы топора в руках держать не умеете!
– Што?.. – позеленел от злости Ванька Петров. – Эт-то кто топора в руках держать не умеет?!
– Ты! – спокойно ответила в лицо пролетарию бабка Казариха, нисколько не пугаясь представителя власти за свои слова. Ванька был для нее не больше чем воробей в амбаре, воровавший ячмень. Таким она знала его с детства и говорила только правду. – Ты хоть помнишь, где у вас забор стоял? Перед тем как немца бить, отец ваш забор менял, так после него из вас никто жерди не рубил!