Мужчина сошел почти на конечной, на самой окраине города. Перешел на другую сторону, проголосовал. К обочине припарковался первый же «грач» на стареньком «москвичонке». Окинул цепким взглядом возможного пассажира. Приоткрыл дверцу:
— Далеко едем, уважаемый?
— Улица Щербатова.
— Неблизко.
— Не обижу.
— Сороковник.
— Идет.
«Москвичек» набрал скорость. Крас сидел откинувшись на спинку сиденья, прикрыл глаза, ощущая навалившуюся вдруг усталость. Итак, сработал самый дурной, самый непредсказуемый вариант. Вариант "2". Девка — подставная пешка в неведомой комбинации. Вот только.. Вот только где она научилась так стрелять?! И еще — голос. Голос знаком, в этом нет сомнения, только где и когда он. Крас, его слышал? Или он просто неумело моделирует ситуацию, и усталая память играет с ним злые, неумные шутки? Все может быть. Славно лишь одно. Против работают, и пропажа товара не есть результат его неряшливости или недоработки…
Ответственность другая. И прерогатива другого лица. Да и раз уж началась стрельба из всех видов автоматического оружия… Это война. Кто ее ведет против них? Служба безопасности? Местные «папы»? Пусть разбирается Лир. Как говаривал старик Ницше, хорошая война оправдывает всякое дело. А дело каждый себе выбирает сам. Как и время.
Глава 11
Позывной мобильного прозвучал скоро и требовательно. Автархан поднес трубку к уху.
— Снегов.
— Слушаю.
— Засада.
— Где ты теперь?
— В пути. У нас потери. Четверо убитых, трое раненых и обожженные.
— Это серьезно. Как скоро доберешься?
— Через двадцать — двадцать пять минут, если приключений больше не будет.
— Обойдись без них.
— Возможно, опустят усиление. Но мы успеем.
— Кто-то убит из ментов?
— Нет. Но каша крутая заварилась.
— Жду.
Автархан поморщился. Поспать сегодня не удастся. Совсем наоборот, будут проблемы. И их придется решать. Если менты действительно решат «поиграть мускулами» и введут план «Невод» или «Гарпун», всем придется несладко. И тогда Автархану нужно будет внятно объяснить Бене и Кондрату, что произошло. Если…
Если, конечно, все это не придумано одним из них. Хотя город и велик, империя всегда лучше, чем триумвират. Это понимает Кондрат, это понимает Беня, это понимает и он, Автархан.
Мужчина встал, вышел из комнаты, спустился вниз. Пожилой уже человек, мощный, высокий, встал из кресла ему навстречу:
— Что-то плохо выглядишь, Порфирьич.
— Старею. Тимофеич, сообрази мне чифирьку. Как ты Можешь. И сам могу, и братва учена, а как у тебя — ни у кого не выходит.
— Сделаю. Что, молодежь опять что набедокурила?
— Не спрашивай.
— Да я не к тому.
— Ты-то чего не спишь?
— Сам знаешь, Порфирьич, бессонница.
— И днем не спишь. Может, тебе снотворных хороших достать?
— Баловство это.
— Ты, старый, говорят, на церковь денег немерено перевел? А, Тимофеич?
— Годы такие. Надо о душе подумать.
— Да я не в упрек.
— Понимаю.
В ворота засигналили.
— Вона, легки на помине твои станишники, — отозвался Тимофеич. — Пойду отопру.
— Там есть кому.
— Это верно. Лады. Чифирек на костерке сварганю, по-хорошему.
— Я пришлю паренька.
— Давай.
Автархан поднялся к себе. Поговорить с Тимофеичем — это и был отдых. Тимофеич был старше Автархана лет на двадцать; грехов за ним как шелков, да и погоняло было под стать: Малюта. А вот поди ж ты! Пришло к нему вдруг какое-то спокойствие, словно ничего уже с ним произойти не может. Хуже того, что уже было Старик потерял сон. Совсем. Но не выглядел изможденным. Постоянно что-то читает.
Тюремная привычка: не в столь уж давние времена воры сиживали подолгу и успевали прочесть всю классику. Теперь старик ударился в философию. К жизни он и всегда относился со странной отрешенностью: она была, казалось, ему совсем недорога, и, как бывает в таких случаях, судьба берегла его. Или рок?
При усадьбе Автархана Малюта жил вроде как на пенсионе; молодые, гордые своей крутизной, относились к старику как к безобидному чудаку, осколку давно канувшего прошлого. Но Автархан знал: Малюта — это на крайний случай, на самый крайний. Его преданность ему, Автархану, была безграничной; в их мире он знал все и всех, и притом, если Автархану понадобится, старик выйдет на любого зверя и возьмет его. Не силой, так опытом. На куски изрубит и собакам скормит.
Автархан поднялся к себе. Пацан принес кружку с чифирем. Почти сразу следом вошел Снегов. Не остывший от азарта, встревоженный.
Мужчина понял его состояние, произнес спокойно:
— Только не торопись. Люди не столько делают, сколько решают. Если решение неверное, все дела — псу под хвост. А нам этого нельзя. Мы никуда не торопимся.
Рассказывай спокойно. Выпьешь?
— Да.
Снегов встал, подошел к бару, налил себе глоток «Курвуазье», вдохнул аромат, медленно, не торопясь выпил. Постоял, смакуя вкус, вернулся к столу.
— Вот это французы умеют. — Закурил сигарету, выдохнул дым. — Я готов.
— Излагай.
— Рассказывать особо нечего. Въехали во двор, он там проходной, но большой, старый, литерные дома, сталинки послевоенные. Две машины пошли к подъезду. Я во второй. В уголке, под деревцами, «вольво» томится. Фары высветили — мужик за рулем. Чего сидит по эту пору? Я приказал братве: разберитесь. Третий джип, там были Карпуха, Соня, Слон и Киса, рванул к автомобилю. Блокировали. А мы уже у подъезда.
Сначала непонятка, мы не заметили: из «вольво» из «тишака» пальнули. Мы напряглись, когда пацаны уже в три ствола ту «вольво» полоскали… Как выяснилось потом, Соню сразу наповал, Карпуху зацепило крепко. Вот пацаны и развязались. Но ненадолго. «Чероки» на воздух взлетел.
— Гранатомет?
— Нет. Пуля в бензобак. Бронебойно-зажигательная. Откуда эта птичка залетела, определить — никак. Мы высыпали из машин. И тут Карпа — наповал, в голову.
Следом — Сему Маленького. Снайпер работал. Черт!
— Не нервничай, Сережа.
— Я не нервничаю. Только… Когда они успели засаду выставить?
— Это потом. Дальше.
— Дальше. А что дальше? Когда снайпер работает, да еще из тихого ствола. Пацаны растерялись. Я скомандовал: в подъезд, телку брать. Братва в подъезд ломанулась, и злые уже как черти, заведенные. Подымаемся на пол-этажа, а в подъезде — темень лютая; наверху, на втором! что-то ба-бах! И во вспышке этой — фигура стоит.
Пацаны, не примериваясь, из двух «калашей» полоснули. Но тот успел шмальнуть.
Сереге Карому маслину в лобешник загнал. Без вопросов. Понятно, этого стрелка очередями на куски порубили. Я — наверх, Калека и Бутик — за мной. Там тоже выстрелы. Потом стихло. Потом девка кричит что-то другой. Торопиться ребята не стали: уж очень пули густо летали. Я их и не торопил: два ствола в обе руки и сам рванул. Через мужика перешагнул, кто-то его только-только свалил, теплый. На четвертом вроде дверь грохнула, я как раз поднимался, и тут… Стрельба как на полигоне! Залег. Вокруг пули как шмели; от перил рикошетят, от дверей стальных.
Как не зацепило — сам не знаю!
Тут говорильник запищал, Андрюха Деверь, что на вассере остался, сообщает; мусора. Да клал бы я на мусоров, только он добавил: и две машины ОМОНа подтягиваются. Ну, бля! С этими уродами в такой ситуации…! Думаю, положат всех из «калашей», как бобиков, и фамилию не спросят. Велел пацанам: уходим. Ушли.
Слава Богу, снайпера уже не было. Ушли чисто. Пока мы по подъезду танцевали, пацаны раненых подобрали. С «чероки» номера успели убрать. Да, номер «вольво» я срисовал, только, думаю, без толку это, раз такие гнилые расклады. — Снегов прикурил сигарету от бычка, закончил:
— Такие дела…
Автархан сидел недвижно, закаменев лицом. Только произнес:
— Да. Дела. Еще выпьешь?
— Нет.
— Надо выпить. Тебе надо. Снегов пожал плечами. Подошел к шкафу.
— Водки полстакана, сразу, — посоветовал Автархан. Сергей налил, маханул, облизал губы. Выругался.