От магического зрения сварта не укрылось, что все они были заклеймены печатью магического рабства, запрещенного в королевстве Сидхейм.
— Сколько? — с угрозой спросил Охнэр и вдруг ласково улыбнулся, снова вогнав хозяина таверны в ужас.
— Пять золотых элесов, господарь Охотничек, — заикаясь, ответил тот, — почти даром отдаю!
— Четыре золотых элеса.
— Извольте, господарь Охотничек, забирайте своего мальчонку!
***
Охнэр был свартом и всегда творил зло, поэтому выкупил мальчишку, чтобы выгодно перепродать на Невольничьем рынке.
Ему срочно нужны были деньги, чтобы добыть сведения о сбежавшей принцессе у девиц в «Пышных бедрах», которым в пылу страсти рассказывали то, что не выпытывала даже магическая дыба.
«За него дадут элесов двадцать. Не меньше, — подумал Охотник, краем глаза изучая добычу, — чист, как роса».
— Как тебя зовут, парень? — спросил Охнэр, чтобы не попасть впросак, ведь в прошлый раз продал лишенного магии отпрыска знатного рода, — родственники есть?
— Я сирота! Фата меня зовут! И вообще-то я девушка! — огрызнулся сидши, нервно теребя пуговицу на зеленой бархатной курточке, — Дядя, мне нужно срочно позвонить! Телефон есть? Черт, здесь нет даже интернета! Проклятое захолустье! Угораздило же меня попасть в такую дыру! Ничего-ничего, я напишу заявление в полицию! И засужу за похищение! Сектанты гребаные!
Бодро шагавший по мостовой Разлома сварт вдруг замер, как вкопанный. Единственное, что он понял из болтовни паренька — тот был одинокой девицей.
«Пленники Свартхейма и не такую чушь несут, — подумал Охнэр и нахмурился, — жаль, за спятившую дадут меньше. Самое большее — элесов десять».
— Если девица, то почему стриженая? — осторожно поинтересовался сварт, наученный горьким опытом, что нельзя верить глазам и ушам, когда дело касается сидов или их магических слуг.
— Волосы мешали! Вот и отрезала! — рявкнула в ответ девчонка, — Когда из гроба выползла, коса до земли была. Вот я с ней намучалась! Как только к сектантам попала, сразу парик отчикала! Дядя, а почему все местные патлы носят? Мода такая?
Сомнений не оставалось. Девчонка сошла с ума.
Ни один сид, будь он даже трижды сидши, не отрежет себе волосы, чтобы не потерять статус свободного жителя семи миров.
Не говоря уже о том, что ни один благородный дворянин, будучи в своем уме, не отрежет косу до земли, чтобы не лишиться магической силы, заключенной в волосах.
«Сбежала из гарема», — подумал Охнэр, изучая девчонку на предмет свартхеймской порчи, проклятия или приворота, но та оказалась девственной, как снег в предгорьях Луннара.
Сварт коварно ухмыльнулся и на перекрестке вдруг повернул направо, вместо того, чтобы идти налево к Невольничьему рынку.
Он также прошел мимо Дома Милосердия, где на пленниках, искалеченных магией, ставили запретные эксперименты.
***
— Девчонка тощая, как палка, и плоская, как доска. На нее позарится только лесоруб, — обмахнулась кружевным веером пышногрудая девица в черном корсете, — сам знаешь, что мужчины любят качаться на волнах, а не биться о скалы.
— Зато девственница. И с редкой придурью, а такие всегда нарасхват, — продолжил торговаться Охотник, бесстрастно наблюдая за отчаянно сопротивляющейся Фатой, которую скрутили охранники, — почему на нее не действуют твои чары, Эзельяма? Ты же вроде благородная сида.
— Из-за какого-нибудь амулета, — вздохнула пышногрудая девица и дала знак охранникам раздеть девчонку и обыскать, — ладно, беру ее в качестве платы только из-за нашей давней дружбы. Но больше таких не приводи. Мы не зря «Пышными бедрами» зовемся! Надеюсь, ты догадываешься почему, — кокетливо подмигнула сварту Госпожа Ночных Фиалок, соблазнительно качнув массивным тазом.
— Ох, Эзельяма. Тебе нужно было взять другой псевдоним. Принцесса Жопита, например, — усмехнулся Охнэр, которого не на шутку взволновал пухлый — нет, не таз Госпожи Дома Любви, а кошелек, притороченный к ее поясу и набитый золотыми элесами.
Голая пленница, диковинно ругаясь и выкрикивая лишенные смысла фразы, вырывалась, словно дикая кошка.
Эзельяма недовольно рассматривала ее тело — стройное и по-мальчишески худощавое, прикидывая, сколько лет ее нужно кормить, чтобы превратить в достойную «Пышных бедер» Ночную Фиалку.
Сварт же рассматривал девчонку из любопытства, недоумевая, каким образом сидши противится чарам контроля.
Вдруг он заметил старый шрам под левой грудью и удивленно приподнял брови. Это был смертельный удар, после такой раны не разгуливают по Черному рынку в поисках дармовщины, а мирно гниют в земле.