Только Охнэр смотрел на Фаталию так, будто это не она спятила, а он.
— Допустим, — вдруг мягко согласился Флюэр, верховный советник Его Величества, которому было поручено разобраться в причинах загадочных самоубийств живых мертвецов в Морхейме, — для чего, по вашему мнению, предназначен этот предмет?
Принцесса смущенно разлохматила шапочку каштановых волос и широко улыбнулась.
— Люди туда какают и писают. Фантастика! Как он вообще попал сюда? Это предмет из моего мира — навороченный японский унитаз с электроникой. Он сказал: «Смойте, пожалуйста». Невероятно! Я просто в шоке!
— Простите, но мы снова ничего не поняли из ваших объяснений, — нарушил вязкую тишину нефритового зала верховный советник, — можете ли вы объяснить все более понятно?
— Срут туда! Черт! Как вам еще объяснить? — вскочила на ноги Фаталия, чуть не опрокинув стул, — туда помещают остатки съеденной пищи, которая не усвоилась на пиру, — попыталась объяснить принцесса и облегченно выдохнула, увидев кивок Флюэра.
— Ваше Величество, я догадался, о чем толкует Ваша племянница, — обратился к невозмутимому королю верховный советник, — много тысяч лет назад, когда обитатели семи миров питались плодами Богини Земли, у наших предков была необходимость освобождать тела от избытка пищи. После перехода на магическую еду, надобность в таком непотребстве окончательно исчезла.
Королева Даналия заботливо поправила волосы принцессы и добавила:
— Только низшие дворяне Восточного Сидхейма и сидши из Долины Несир употребляют плоды Богини Жизни. Благородным дворянам Западного Сидхейма это строго запрещено. Если у тебя возникнет подобное желание, то немедленно приходи ко мне — я избавлю от него с помощью амулета. Запомни, дорогая племянница, леди не какают! Это неприлично. Если я застану тебя за подобным занятием, то немедленно отправлю на перевоспитание в Храм Войны. Ты все поняла?
Фаталия потрясенно кивнула.
Дворцовый могильщик
— И как у нас в гостях? Весело живется? — тоскливо спросил Охнэра такой же грустный, как и он сам, мужчина в черном бархатном кафтане.
Неугомонный и неестественно веселый сосед по пиру, так и не найдя в сварте приятного собеседника, пересел за соседний стол, освободив место для нового знакомого.
— Меня зовут Вайтлес Мороу, — меланхолично представился сид и чокнулся с полным стаканом вина, к которому сварт так и не притронулся, ведь ничего не ел и не пил, кроме жизненной силы, которую, увы, на пиру не наливали.
— Я знаю, как вас зовут и кто вы, можете не представляться, — продолжил неспешную беседу Вайтлес Мороу, лениво потягивая вино, — вы очень приятный собеседник, господин Охотник. Такой же задумчивый и молчаливый, как мои клиенты. Ох! Как же я по ним скучаю. После обретения магического бессмертия дворяне совсем от рук отбились. Никто из них больше не стареет и, следовательно, не умирает. Мое семейное дело пришло в упадок, господин Охотник, поэтому пиры меня больше не интересуют. Обычно после пары-тройки обильных возлияний и семи перемен блюд кто-нибудь погибал от несварения желудка или застрявшей в горле кости, а теперь посмотрите на эти яства? Они все сделаны из волшебства. Ешь воздух, а чувствуешь себя сытым, словно уплел кабана.
Охнэр с интересом посмотрел на нового знакомого.
Никогда он не видел он настолько грустного и сморщенного сида. Казалось, что ему лет сто, по крайней мере, сидши в этом возрасте так и выглядят — беловолосыми старцами, сплошь покрытыми сетью морщин и выгоревшими, словно картина на солнце.
— Вы целитель, господин Вайтлес? — наугад спросил Охнэр у соседа, и тот печально покачал головой.
— Могильщик. И по совместительству — каменщик. Видите ли, Древние были очень капризными и любили умирать в необычных позах. Порой приходилось укладывать окаменевающего короля в специальный мраморный короб, чтобы его тело выглядело естественно или, наоборот, экстраординарно. Сиды, лишенные дара окаменения, предпочитали гнить в мраморных или базальтовых гробах, полностью имитирующих их молодой и прекрасный образ при жизни. Мои работы были настолько восхитительны, что отличить окаменевшего Древнего от имитационного короба благородного сида было практически невозможно. Эх! Дела минувших дней. Ну что об этом вспоминать, господин Охотник? Выпьем за бессмертие, будь оно неладно. Я, кстати, ярый противник оного, как вы уже успели заметить своим проницательным взором.
Сид снова чокнулся с бокалом Охнэра, который тот из вежливости оторвал от стола и снова вернул на прежнее место, и вдруг в пиршественный зал ворвался паж в золотистой бархатной пачке, украшенной синим пером, и воскликнул: