Все эти долгие годы Хайюрр дивился, не понимал, как он, опытный следопыт, мог так оплошать? Плот, взятый Аймиком для переправы, нашли на другой же день в прибрежных кустах. Стоило ему только пересечь реку, вместо того чтобы двигаться вниз…
…Осмотрев едва начатую поделку, Хайюрр убрал ее вместе со скобелем назад, в мешочек. До следующего раза.
Рука коснулась лиственничного ствола, погладила давно умершую кору. Когда он вернулся назад, это дерево, еще живое, уже подготовилось к зиме, оголив свои ветви. Он пришел сюда сразу, как только заглянул к женам и убедился, что Аты нет. Ему не нужно было спрашивать, где она. Знал.
Ата стояла прислонившись спиной к стволу. Обернулась на его шаги и, не удивившись, протянула навстречу руки и даже попыталась улыбнуться
– Один?
Он кивнул:
– Да. Не нашел… Прости, Ата!
(Перед тем как уйти, он обещал… Так уверенно обещал, что она, кажется, поверила…)
Ата тоже кивнула в ответ, словно ничего другого и не ждала:
– Его никто не смог бы найти.
Помолчали. Сырой, липкий снег, незаметно усилившись, закрывал уже не только дали, – в двух шагах ничего не видно… да еще эта капель с отороченного мехом капюшона.
– Пойдем, Ата! Тебе не только себя беречь нужно.
(Заметно даже в малице.)
– Сейчас…
Ее взгляд был направлен куда-то помимо него – куда-то сквозь снежную пелену. Потом посмотрела прямо в его глаза. – Хайюрр! Я знаю: ты хочешь, чтобы я твоей женой стала…
(ДА! ДА! Самой любимой!) Он не сказал этого. Промолчал.
– Теперь так и будет. Только прошу тебя: подожди, пока я рожу. Подождешь?
…Что можно было ответить, кроме «да»?
Хайюрр всматривался в речную долину, освещенную косыми лучами заходящего солнца. Нет, он не потратил жизнь на воспоминания, вовсе нет. Не до того было. Одно время казалось даже: все забыто. Прочно забыто. Но теперь, в старости, он все чаще приходит сюда на закате. Что-то мастерит и рассказывает, если вокруг дети. Или просто вспоминает, как сейчас. И – ждет.
Как-то раз, много лет спустя, уже будучи вождем, Хайюрр спросил колдуна:
– Как ты думаешь… Избранный – он может вернуться?
– Не думай об этом! – нахмурился Рамир. – Твоя жизнь полна, Род силен, люди сыты, жены рожают, – чего тебе еще? Подальше от Избранных, подальше. Людям от них – смятение и разлад. Гони даже мысли. Что прошло, то прошло. Его тропа в стороне от путей детей Сизой Горлицы; о ней ведомо только Могучим… И лучше будет, если эти тропы навсегда разошлись…
Да, тогда Хайюрр вполне соглашался со своим мудрым собеседником. Но годы прошли; Рамир, ставший почти другом, ушел по Тропе Мертвых, а он, бывший вождь, состарился и все чаще думает о таких вещах, о которых и не следовало бы думать. И ждет. Как сейчас. Бывало, завидит издали одинокую фигурку и…
Хайюрр вдруг весь подался вперед, пристально вглядываясь в речную долину. Где показалось… Отсюда не разглядеть; так, движущаяся мошка; только понятно, что скорее всего человек. Одинокий человек. Нет, конечно, такое случалось и прежде. Но почему сегодня так сильно бьется сердце? Он почти уверен…
Опираясь одной рукой о ствол, прижав к груди другую руку, Хайюрр тяжело поднялся, но не сделал даже попытки спуститься вниз, в стойбище, чтобы узнать… Он стоял здесь, у мертвой лиственницы, которая, будь она жива, помнила бы и Ату, и ее мужа. Стоял и ждал, ждал…
Топот ребячьих ног, взволнованные голоса. Первыми показались дети, спешащие, возбужденные. Впереди – его старший правнук:
– Старый! К тебе… Незнамо кто. Но тебя знает!.. И вот уже над краем обрыва показывается сам гость. Старик. Идет опираясь на короткое копье как на посох. Совершенно седой; волосы заплетены в косу. Улыбается. А глаза…
Аймик! Он… и не он!
2
Они сидели вдвоем у поваленной лиственницы. Багровое солнце уже почти закатилось в тучу, за дальний лес. Прохладно, и пора спускаться вниз, в стойбище. Хайюрр сразу отослал ребятишек назад с наказом, и сейчас, должно быть, уже все готово для дорогого гостя: и еда, и постель. Но пока они здесь, наедине, надо бы сказать хотя бы самое главное. А разговор не клеится.
– Так ты нашел-таки своих Духов? – переспросил Хайюрр.
– Нашел. Тех, кто меня звал. И других. – А теперь?
– По старому следу иду. Назад. Несу весть своим сородичам. Дойду – буду отпущен.
И снова молчание.
– Хайюрр! Я не могу сказать о своей тропе большего… чем могу. Ты уж прости. Поверь: для тебя это лишнее… Лучше ты расскажи. Ведь я…
Аймик сглотнул. (Если Ата жива…)
– Аты нет. Умерла Ата.
Уже совсем стемнело, когда Хайюрр закончил свой рассказ. Аймик сидел не шевелясь, скрещенные пальцы на коленях. Седые волосы словно светились в разливающемся лунном сиянии.
– Так значит твой сын Сингор… – заговорил он глухим, незнакомым голосом.
– Твой сын! – перебил Хайюрр. – Ты не понял? Я так и не коснулся Аты. Ни разу. Она просила подождать до родов. И умерла…
– Нет, конечно, он и мой сын, – помолчав, продолжил Хайюрр. – Ата просила… Я все сделал так, как она хотела. Он – сын Сизой Горлицы. А взрослое имя ему передал мой брат. Сингор. Но ты должен знать: Ата так и осталась твоей Атой!
(Так вот оно что. Пророчество было верным, и он, Аймик, действительно и есть тот Посланец, «своей кровью трижды связующий по три Рода». Посланец, ставший Вестником…)
– Где он сейчас? – спросил Вестник, словно не заметив последних слов Хайюрра.
– В Мужском доме с остальными охотниками. Молодых готовит. Я – Старый; мог пойти, мог остаться. Остался, как видишь. Словно знал…
Разговор замер. Пора идти вниз, в стойбище, но Хайюрр медлил. Следовало сказать последнее.
– Аймик! Ата, когда умирала… Она знала, что мы с тобой встретимся. Никто в это не верил: Рамир не верил, я сам не верил, – а она знала. Так вот… просила тебе сказать: «Пусть мой муж простит ту, что покинула его одиноким на тяжкой тропе. Ради сына! Только ради сына! Пусть простит».
– Аймику нечего прощать. – Голос Вестника сделался тонким, почти срывающимся. – Аймик сам нуждается в прощении. Не так понял. Не то подумал… Да что теперь говорить… Об одном жалею. – Голос его дрогнул и вдруг зазвучал по-прежнему, как встарь. – Я должен был уйти: воля Духов… Но почему я так плохо с ней простился?
3
Женщины и дети собрались у общих костров, поглядывали на верхнюю тропу. Ждали старого Хайюрра и его странного гостя. Вот и они.
– Старый! – выступила вперед старшая жена Сингора, единственная из его жен, которой позволено общаться со свекром. – Все сделано, как ты просил. Свежая постель и еда готовы. Прикажет ли отец моего мужа подать еду под небом или в жилище?
– Под небом, но у входа. И пусть нас не беспокоят.
Десятки глаз не отрывались от спутника старого Хайюрра. Тоже старик, только чудной какой-то! Волосы в косу уложены; у детей Сизой Горлицы так не делают. И одежда совсем другая. Плащ какой-то… вокруг тела обмотанный, – чудно. И обувь странная, высокая, завязки аж под коленями. И копье не такое… А что это за палка из-за спины торчит?
– Лук! – догадался один из подростков и тут же во весь голос оповестил окружающих о своей догадке. – Конечно, лук, только большой, и тетива спущена…