- Ты правда этого хочешь? - вопрос возник откуда-то изнутри. Очередная жалкая попытка перевесить чашу весов в свою пользу.
Антон, не ожидавший подобного вопроса, подавился кофе.
- А ты - нет? Ты считаешь нормальным предлагать мне проводить тебя до кровати и согреть? Может быть, ты именно с этой целью и пригласил нас с Аленой жить к себе? Может быть, мы бы уже могли долечиваться дома?
- Нет, не могли, - возразил Герман. Твердо. Уверенно. Не как человек, а как врач, - неужели ты обо мне такого плохого мнения? Неужели ты в моих поступках и действиях видишь только такой смысл? Неужели я за такое большое количество времени не доказал тебе, что сделаю для вас с Аленой все, что только в моих силах?
Антон вскочил.
- Вот именно! Ты слишком добр к нам!
Герман с шумом поставил чашку в раковину. Он, наверно, впервые злился так сильно.
- Какой же ты дурак, Королев! Хватит уже цепляться за свою корону, ее давно уже нет на твоей дырявой голове. Протри глаза и посмотри на то, что ты видишь вокруг. У тебя сейчас одна задача - поднять Алену на ноги. Я помогаю тебе в этом от всей души, а ты обвиняешь меня в том, что я пытаюсь тебя использовать. Это не так. Я пытаюсь исправить то, что сломал более десяти лет назад. Те отношения. Дружеские. Доверительные. Я пытаюсь показать тебе, что ты был не прав...
- Мне не надо это показывать. Я уже и так понял, что обошелся с тобой тогда не... Как сказать-то? Я был не прав, и прошу меня простить.
Гера не ожидал этого. Не сейчас. Не спустя столько лет. Если бы он услышал эти слова тем летом, то тут же приехал бы к Антону и попытался сделать вид, что ничего не произошло. Возможно, он бы переболел. Перестал сходить с ума по этому парню, увлекся бы кем-то другим, и жизнь его была бы совершенно другой. Только время уже не вернуть. И слова о ненависти тоже. Он жил с ними многие годы, они вросли в него, как сорняки, и теперь избавиться от них можно было, только вырвав с корнем. Антон же сейчас пытался подстричь газон, вместо того, чтобы перекопать землю.
- Что тебе от моего прощения, Тош? Ты не жалел о своем поступке тогда, и не особо жалеешь теперь.
- Неправда.
- Иди. На работу опоздаешь.
Герман прекратил этот разговор, потому что больше не мог. Он бы сорвался. Ударил бы его, или накинулся с поцелуем. Не знал, что именно, но что-то бы сделал точно. А потом снова жалел.
***
Весь день на работе Антон отгонял от себя мысли о вчерашнем вечере и сегодняшнем утре. Единственное, что он мог сделать, чтобы прекратить эту непонятную ситуацию - разрубить узел, уйти и снова забыть о существовании Геры. Но он не мог. Был связан по рукам и ногам. И не только болезнью дочери. Ситуация выходила из под контроля, и это бесило. Тоша все больше привыкал к присутствию друга в своей жизни и все меньше представлял ее без него, не в его доме. Там было хорошо. Это было глупо отрицать. Комфортно, удобно, тепло и уютно. Герман делал все, чтобы их с Аленой жизнь была, если не счастливой, то близкой к этому. Единственное, чего он не мог сделать, и это было видно по глазам, перестать хотеть его. Именно это желание и пугало. Нет, он был уверен, что Гера не станет его домогаться, да и всегда мог дать отпор. Он был не уверен в собственной реакции на такие действия. Вчера... Вчера он стоял, как истукан, не в силах пошевелиться, а возбуждение в паху напугало до чертиков. Возможно, все дело в отсутствии секса. После ухода жены у Антона никого не было. Не до того. А если, все же, причина не в этом? Что тогда? Неужели он, живя с геем, заразился? И если это болезнь, то есть ли от нее лечение? И нужно ли вообще ее лечить?
Герман не находил себе покоя весь день. Занятия с Аленой отвлекали, но перед глазами то и дело возникал образ ее папы. Девочка шла на поправку. Несмотря на все ужасы, что ей пришлось пережить, она была спокойной, веселой и общительной. В докторе души не чаяла, впрочем, он в ней тоже.
- Дядя Гера, а вы могли бы быть моим вторым папой?
Почему дети умеют задавать такие вопросы? Откуда они появляются в их светлых головках?
- Папой?
- Да. Ты же мальчик. Значит, мамой быть не можешь. Будешь моим папой.
Утверждение было сказано таким тоном, что Гера даже не знал, что возразить сначала.
- Я не могу быть твоим папой. У тебя уже есть папа Антон.
Девочка тихонько вздохнула и погладила пони по разноцветной гриве.
- Мама у меня тоже есть, только она далеко. Я боюсь, что папа тоже уедет, и тогда я останусь одна.
- У тебя же есть еще бабушка с дедушкой.
- Да, они хорошие... Но вот у нас в садике есть мальчик, у которого нет папы и мамы. Только бабушка. И его все жалеют. Я не хочу, чтобы и меня жалели. Хочу, чтобы у меня был хотя бы папа. А лучше два. Основной и запасной.
Герман не знал, плакать или смеяться на это заявление.
- Папа никогда от тебя не уедет. Ты же его солнышко, - погладил девочку по голове.
- А ты?
- А я... Хотел бы и я знать ответ на этот сложный вопрос, Аленка. Давай договоримся так. Если что, ты всегда можешь приезжать ко мне.
Девочку такой ответ устроил. Но он уже не устраивал самого Германа.
Антон приехал с работы, когда Городецкий уже стоял в коридоре и натягивал на себя куртку.
- Ужин на плите. Алена накормлена.
- Кактус полит. Ты говоришь, как жена. Хм. Хотя нет. Моя бывшая жена никогда так не говорила.
- Юморишь? Это хорошо. Смех продлевает жизнь. Это я тебе как доктор говорю. - Разговор откровенно не получался и раздражал.
- Стой. Ты еще злишься на меня за утро?
Герман уже забросил на плечо сумку и потянулся к двери, но послушно остановился и посмотрел на Антона, который еще даже не начинал раздеваться.
- Я не злюсь на тебя, Антон. Правда. Ты имел право оттолкнуть меня тогда. И продолжаешь отталкивать меня сейчас. Это твой выбор. Я лишь хочу быть уверен, что он осознан, и ты действительно считаешь его правильным и единственно верным. Потому что если нет, то я очередной раз плюну на свою гордость и буду бороться. И ты ничего не сможешь с этим поделать.
Антон опешил. Не ожидал он таких откровений. Хотя после вчерашнего вечера стоило.
- А как же Рома?
- Это мои с ним отношения, - коротко ответил друг и вышел за дверь. Впереди у него - ночь. Будет крутиться на работе, как белка в колесе, отгоняя от себя непрошенные мысли и желания. Только что он дал Антону понять, что хочет его, и даже больше. Слово "любовь" он не произнесет еще, пожалуй, долго, но оно витает в воздухе, и только глупый может его не заметить. Или слепой. Или такой бесчувственный чурбан, как Антон. Гера сел в машину и завел двигатель. Тут же закурил. Бросать надо, а он в последнее время только и делает, что таким способом успокаивает нервы.
Антон с уходом друга все же разделся, помыл руки и пошел к дочери. Побыв с ней какое-то время, обосновался в кухне, что стала местом их с Герой общения, иногда спокойного и приятного, иногда неоднозначного и пугающего своей откровенностью. Если бы он мог вернуть время назад, то, наверно, отнесся бы более толерантно к признанию одноклассника. Он бы сказал ему, что может предложить только дружбу. Он бы продолжил с ним общение. А сейчас... У Тоши теперь нет такой возможности - уйти. Он зависит от Геры. Алена зависит. Ему приходится жить с ним под одной крышей, невольно узнавая его, общаясь, выслушивая вот такие признания. Как реагировать теперь? Сказать, что он может быть только другом? Это неправда. Он может стать кем-то большим, тело отреагировало вчера, непонятные тяжелые сны преследовали его, а приятное волнение при каждой встрече зашкаливало. Может. Но хочет ли? Быть геем - это не то же самое, что натуралом. Это слышать смешки и терпеть общественное порицание. Не надо забывать, что у него есть дочка. Двум мужчинам растить девочку? В теории звучит страшно. На практике... А вот на практике, как показывает жизнь, воспитывать и лечить Аленку вдвоем - легко и приятно. Она успела привязаться к дяде Гере. Ха. Антон боялся приводить женщин, боялся, что девочка сможет снова почувствовать себя брошенной, а оказалось, не этого надо бояться. Она уже привыкла и полюбила. Не женщину. Своего доктора и папиного друга.