Впрочем, Антэрну не было ни малейшего дела до всей этой ерунды. Юношу занимало только одно — грядущая схватка. Он предвкушал по-настоящему серьезный поединок, который даст ответ на вопрос: «имело все это смысл, или нет». Обидчик любвеобильного северянина являлся старшим учеником, причем со слов наставника, далеко не последним в своей школе.
«Значит, я пойму, есть ли шанс найти и победить Дракона», — думал Антэрн.
Смерти он, как ни странно, совершенно не боялся. Тут все просто — если после стольких лет обучения не справится всего лишь с одним противником, сражаясь совершенно честно, под пристальным оком судей и множества зрителей, то нечего и говорить о мести. Значит, он заслуживает смерти.
И вот, когда все было готово, и мальчик, запертый в монастырской келье, готовился к поединку, дверь внезапно отворилась. Антэрн, несказанно удивленный этим явлением, посмотрел на вошедшего. Им оказался избитый северянин. Надо сказать, что спустя пару дней тот стал выглядеть чуть лучше — опухоли сошли, синяки начали желтеть, разбитые губы — покрылись твердой коркой. Да и сломанный нос ему правили на место.
Антэрн молча смотрел на него, не собираясь первым начинать разговор. Со сверстниками он вообще вел себя крайне замкнуто и сдержанно, натягивая на лицо непроницаемую маску. Лишь с учителями подросток еще показывал эмоции, но с каждым годом их становилось все меньше и меньше. Рилат, время от времени навещавший школу, предрек, что к восемнадцати Антэрн вообще разучится вести себя, как человек, а если и будет изображать какие-нибудь эмоции, они будут выглядеть неестественно. Все тогда рассмеялись, однако Антэрну начинало казаться, что его первый наставник был не так и далек от истины. И, что самое страшное, его это совершенно не смущало.
— Слушай, — северянин наконец-то разорвал тишину.
Было видно, что говорить тому тяжело и больно — давала о себе знать сломанная челюсть, которая просто физически не могла зажить за два дня, но он все-таки старался.
— Да? — спросил Антэрн.
— Спасибо.
— За что?
Мальчик шмыгнул в келью, затворив за собой дверь и сел напротив Антэрна. Он посмотрел на собеседника, и подросток сразу разглядел в этом взгляде живой ум.
— Ты мог не заступаться. Я действительно сам виноват.
Антэрн пожал плечами.
— А разве теперь это имеет значение?
Мальчик резко помотал головой.
— Для меня — имеет.
Антэрн вновь пожал плечами и прикрыл глаза, давая понять, что хочет провести несколько минут в покое и его не следует отвлекать. Но северянин оказался настойчивым.
— Слушай, будь осторожен, этот тип опасен. Не удивлюсь, если он затеет грязную игру.
Антэрн открыл глаза и пристально воззрился на своего собеседника.
— Не волнуйся, — сказал он, наконец. — Если получится, я тоже стану мухлевать.
Глаза того расширились, затем он резко зажал рот руками, удерживая рвущийся наружу хохот. Смеяться со сломанной челюстью мог бы только полный дурак. Успокоившись, мальчик протянул Антэрну руку и представился:
— Хис-Тир.
«Кажется, он не отвяжется просто так. Ладно».
Антэрн ответил на рукопожатие и произнес:
— Антэрн. А тебе пора, скоро придут церковники.
Он оказался прав — не прошло и пяти минут, как появились два копьеносца, облаченные в ослепительно-белые одежды воинов церкви. Они сопроводили его на дуэльную площадку. В одном из монастырских дворов монахи насыпали свежего желтого песка и поставили трибуны, на которых и разместились все желающие. В центре ристалища замерли трое: монах, Килэрн и, как догадался Антэрн, глава школы Клинка, дробящего камни.
Мужчины о чем-то тихо переговорили, затем, пожав друг другу руки, разошлись каждый к своему ученику. Килэрн торжественно передал Антэрну дуэльный меч — простой, с двусторонней заточкой, длинной в два-два с половиной фута.
Ни парного клинка, ни щита, ни, конечно же, доспехов, не полагалось.
— Помни, что я говорил, — произнес наставник и неожиданно поцеловал Антэрна в лоб. После этого он отступил и застыл, точно статуя, скрестив руки на груди.
Сказать, что Антэрн был поражен, означало не сказать ничего. Действия учителя буквально выбили его из колеи, а потому юноше понадобилось несколько глубоких вдохов для того, чтобы успокоиться и сосредоточиться. Восстановив душевное равновесие, он вступил на песок и неторопливо двинулся вперед.