Задумался Бальмгрим.
"Наверное, ты прав, — ответил он, — и беда моя в том, что безрассудно творя добро, я забыл помочь людям понять, что Бог истинный помещается в них самих, и что каждый из них сам себе и храм, и крест, и свеча, и чаша… Хорошо, теперь я попробую хотя бы научить людей тому, что умею сам. Пусть они сами, добывая в поте лица необходимое для жизни, узнают настоящую цену и хлебу, и молоку, и новой одежде, и крыше над головой".
И стал он учить людей: как самим строить большие и малые корабли, как ходить морем до берегов Анзуресса и далее, а тех, кто оставался на берегу — как обжигать кирпич и тесать камень, как возводить города, как прокладывать дороги и сажать деревья, ткать одежду и водить стада на высокие горные пастбища.
Увидал такое Хайяк, обрадовался:
"Теперь я вдвое больше дани соберу с этих людишек!"
Тинч помолчал, будто прислушиваясь к чему-то, что происходило далеко за стенами дома. Полоска света померкла между ставнями, льдистые хлопья снова шуршали и бились в закрытое окно. Потрескивал тростник в печи. Таппи слушал завороженно, даже перестав похрустывать зубочком чеснока, что стащил из косицы за печью. Интересно, что в этих краях чеснок совсем не злой, а сладкий. Хотя и паху-учий…
— Но не тут-то было! — продолжил Тинч весело. — Добро, что когда-то доставалось даром, люди добывали теперь своими руками, а заработанный кусок всегда слаще дарового.
"С чего это, — сказали они, — мы станем отдавать тебе, Хайяк, то, что заработано? Ведь оно к нам так просто с небес не свалилось и не свалится. Хотя, если ты больной или немощный, мы, так и быть, уделим тебе сколь-нибудь из наших запасов…"
Злобно вскрикнул Хайяк, отшвырнул поднесённые дары и умчался прочь. Решил он напакостить людям, а для того — поссорить их между собой. И брату насолить заодно.
Вернулся-таки он к людям и, прикинувшись посланником, объявил:
"Недоволен вами Бальмгрим. Никто из вас даже спасибо ему не сказал за науку".
И велел он понастроить по земле храмов, где бы имя Бальмгрима произносилось как имя Бога. Нет Бога кроме него, и кто говорит иное — неблагодарные твари и враги, место которым в зловонной яме. Они бормочут под нос молитвы, но кто знает — какие? Они молятся дома, не принося положенного в храмы. Кому они молятся и чему поклоняются?
Были те, кто слушали его. Были и те, кто усомнился, а тому ли учил их сам Бальмгрим. И закипела вражда, и запылали огни, и полились реки крови… И появились такие, кто стал проклинать и Бальмгрима, и самого Бога, и стали почитать более всех Хайяка — врага человеческого.
Только узнал про это Бальмгрим.
"Погодите-ка, вы, люди, — говорит он. — Посмотрите. Разве те, с кем вы собрались биться, не такие же труженики, как и вы? Разве не добывают они в поте лица свой хлеб? Разве не страдают, как и вы, от засухи, непогоды, болезней? Разве не любят, как и вы, своих матерей и отцов, сестёр и братьев, разве не готовы жизнь отдать за своих детей, разве не любят они землю, что нас носит, кормит, даёт жизнь и принимает в себя по смерти? Так чем они отличны от вас? Неужели им, как и вам, не хотелось бы жить в мире со всеми, и особенно с вами, своими соседями, на чью помощь они всегда полагались и кому всегда сами были готовы помочь?.."
Голос Тинча прервался. Несколько минут он молчал, переводя дыхание и покусывая губы.
— А потом что было? — решился напомнить Таппи. Взобравшись с ногами на лежанку Тинча, он прижался к нему как котёнок и жадно, почти не дыша, слушал рассказ.
— Потом… — вздохнул Тинч и обратился к книге. — Так оно и выходило.
Только разбудит где-нибудь войну Хайяк, так сразу же спешит на помощь людям Бальмгрим. Опомнятся люди, перестанут истреблять и жечь друг друга, а Хайяк уже в другом месте стравливает их между собой. И вновь спешит Бальмгрим уладить людские споры. Да только ведь это ему не в тяжкий труд, а в светлую радость. Всё ему нипочем! До того загонял злого брата, что тот и ног не таскает. А Бальмгрим такую жизнь на земле устроил, что никто и никогда не видывал. Корабли по морю ходят, стада в горах пасутся, и пчёлы летят за взятком, а люди знай снимают урожай за урожаем, дружат, радуются и с ними радуется Бальмгрим-удачливый.
— И тогда, — вполголоса продолжил Тинч, почти не заглядывая в книгу, — злой Хайяк волшебством и хитростью подстроил так, что когда Бальмгрим был один, далеко в море, в сеть к нему попался большой кальмар. Когда Бальмгрим нагнулся, кальмар полез вверх по его руке. Щупальцами притянул к мачте и укусил за шею. Вот сюда…
Хайяк хохотал, глядя, как мучается ненавистный брат. И тогда великий Ниорд, Хозяин Моря прикосновением жезла превратил Бальмгрима в могучий и свежий северо-восточный ветер, а ветры не чувствуют боли.