«Заграничные вагоны и железнодорожные порядки хуже русских. У нас вагоны удобнее, а люди благодушнее. Здесь на станциях нет буфетов» (12 апреля).
«Около казино с рулеткой есть другая рулетка – это рестораны. Дерут здесь страшно и кормят великолепно. Что ни порция, то целая композиция, перед которой в благоговении нужно преклонять колена, но отнюдь не осмеливаться есть ее. Всякий кусочек изобильно уснащен артишоками, трюфелями, всякими соловьиными языками… И, Боже ты мой Господи, до какой степени презренна и мерзка эта жизнь с ее артишоками, пальмами, запахом померанцев! Я люблю роскошь и богатство, но здешняя рулеточная роскошь производит на меня впечатление роскошного ватерклозета. В воздухе висит что-то такое, что, вы чувствуете, оскорбляет вашу порядочность, опошляет природу, шум моря, луну…
Из всех мест, в каких я был доселе, самое светлое воспоминание оставила во мне Венеция. Рим похож в общем на Харьков, а Неаполь грязен. Море же не прельщает меня, так как оно надоело мне еще в ноябре и декабре. Черт знает что, оказывается, что я непрерывно путешествую целый год. Не успел вернуться из Сахалина, как уехал в Питер, а потом опять в Питер и в Италию…» (15 апреля).
«Приехал я в Париж в пятницу утром и тотчас же поехал на выставку. Да, Эйфелева башня очень, очень высока. Остальные выставочные постройки я видел только снаружи, так как внутри находилась кавалерия, приготовленная на случай беспорядков. В пятницу ожидались волнения. Народ толпами ходил по улицам, кричал, свистал, волновался, а полицейские разгоняли его. Чтобы разогнать большую толпу, здесь достаточно десятка полицейских. Полицейские делают дружный натиск, и толпа бежит, как сумасшедшая. В один из натисков и я сподобился: полицейский схватил меня за лопатку и стал толкать вперед себя.
Масса движения. Улицы роятся и кипят. Что ни улица, то Терек бурный. Шум, гвалт. Тротуары заняты столиками, за столиками – французы, которые на улице чувствуют себя, как дома. Превосходный народ. Впрочем, Парижа не опишешь, отложу его описание до моего приезда…
Был на картинной выставке (Salon) и половины не видел благодаря близорукости. Кстати сказать, русские художники гораздо серьезнее французских. В сравнении со здешними пейзажистами, которых я видел вчера, Левитан король» (21 апреля).
2 мая. Возвращение в Москву. Найдя дома письмо И. И. Горбунова-Посадова, согласился дать для издания в «Посреднике» (книги для народного чтения) рассказ «Ванька».
3 мая. Отъезд с семьей на лето в Алексин Тульской губернии.
18 мая. Переехал с нанятой дачи в имение Е. Д. Былим-Колосовского Богимово, на берегу Оки.
Лето. Работа над книгой «Остров Сахалин», повестью «Дуэль» и рассказами. Писал «от утра до вечера и во сне».
25 июня. В газете «Новое время» – рассказ «Бабы».
14 августа. По просьбе чешского переводчика А. Врзала Чехов написал автобиографию (для издания «Русская литература XIX века»):
«Родился я в 1860 году, в городе Таганроге (на берегу Азовского моря). Дед мой был малоросс, крепостной; до освобождения крестьян он выкупил на волю всю свою семью, в том числе и моего отца. Отец занимался торговлей.
Образование я получил в Таганрогской гимназии, потом в Московском университете по медицинскому факультету, откуда был выпущен со степенью врача. Литературою стал я заниматься в 1879 году. Работал я в очень многих повременных изданиях, печатая по преимуществу небольшие рассказы, которые с течением времени и послужили материалом для сборников: «Пестрые рассказы», «В сумерках», «Рассказы», «Хмурые люди». Писал я и пьесы, которые ставил на казенных и частных сценах.
В 1888 году императорская Академия наук присудила мне Пушкинскую премию.
В 1890 году я совершил путешествие через Сибирь на остров Сахалин для знакомства с каторжными работами и ссыльной колонией».
Сентябрь. В Москве работал над «Рассказом неизвестного человека» (в то время назывался «Рассказ моего пациента»).
Октябрь. Вышло из печати второе, сильно измененное сравнительно с первым, издание «Пестрых рассказов» (СПб., тип. А. С. Суворина; до 1899 года сборник переиздавался 12 раз).
Конец октября. Перечитывал «Войну и мир» Л. Н. Толстого: «Читаешь с таким любопытством и с таким наивным удивлением, как будто раньше не читал. Замечательно хорошо. Только не люблю тех мест, где Наполеон».