Поставленные у бойниц лучники, которым надлежало первыми встретить врага, притихли. Снизу молча смотрели облаченные в броню дружинники, готовые по первому зову взбежать на стены. Ждали приказа ополченцы, сбившиеся тесными кучками вокруг десятников и сотников.
Тимофей покосился на горбатую фигуру волхва. Угрим пока не произнес ни слова. Ищерский князь молча взирал на последние приготовления осаждающих.
Ожидание становилось томительным, молчание — невыносимым.
— Как думаешь, княже, латиняне добросят камень до стен? — не выдержал Тимофей.
— Это требучет. — Угрим ответил ему, не повернув головы. — Очень мощный порок. А если его мощь к тому же усилена магией…
— Ты же защитил крепость от чужого колдовства! — вскинулся Тимофей.
— Защитил, — кивнул князь. — Поэтому к стенам полетит обычный камень. Только прежде, чем он долетит до них, его ведь можно подтолкнуть волшбой и направить в нужное место.
— Значит, латинянские снаряды могут и до нас долететь? — нахмурился Тимофей.
— Могут, — прозвучал бесстрастный ответ. — И, скорее всего, долетят.
— И сделать ничего нельзя?
— Можно, — столь же сухо и невозмутимо ответил князь. — Если не упустить момент. Если поставить щит на пути ядра. Должных размеров и достаточной крепости. В нужное время и в нужном месте.
О каком щите идет речь, Тимофей спрашивать не стал. Такую каменюку способен остановить в полете только волховской щит.
А латиняне уже готовились к первому выстрелу. Кнехты из обслуги отступили на добрую полусотню шагов. Возле требучета остался лишь один человек. Здоровый, как медведь, голый по пояс, с большим молотом в руках, он застыл справа от порока.
А впрочем, нет, он был не один. К метательной машине направлялся… Ну да! Красная накидка, красный колпак. Михель — колдун! Значит, Угрим прав: без чародейства тут не обойдется.
— Кня… — Тимофей не успел ни договорить, ни повернуться к князю.
Латинянский молотобоец обрушил свое орудие на крепь, удерживающую метательный конец рычага. Молот вышиб запорный клин. С глухим стуком, слышимым даже здесь, на стенах, рухнул наземь многопудовый груз противовеса.
Рычаг дернулся вверх. Взметнувшаяся следом праща взлетела по широкой дуге еще выше. Ременная петля-крепление соскользнула с гладкого крюка. Праща раскрылась, вышвыривая снаряд…
В тот самый миг, когда камень вырвался из плетеного кармана, Михель сделал шаг вперед. Взмах обеими руками… Колдун словно толкнул к небу воздушную волну.
Магический пасс придал валуну дополнительное ускорение. Вертясь в воздухе и ввинчиваясь в него подобно сухому листу, подхваченному смерчем, тяжелая глыба устремилась вверх. Сначала — вверх…
Снаряд не терял, но лишь наращивал скорость. Он летел все выше, выше. Все быстрее, быстрее…
Ни один порок, сооруженный человеческими руками, сколь бы мощным он ни был и сколь бы хитроумным и изобретательным ни был его создатель, не смог бы зашвырнуть ТАКОЙ валун ТАК высоко. Но чародейство опытного колдуна многократно множило силу стенобитной машины.
В наивысшей точке своего полета — где-то на полпути между лагерем осаждающих и городскими укреплениями — глыба обратилась в едва различимое пятнышко. А потом…
Фигура в красном вновь взмахнула руками. Широкие рукава, будто крылья, опали вниз.
И снаряд тоже начал падать. С еще большей скоростью, чем поднимался вверх.
Аккурат на четырехскатную крышу надвратной башни.
Тимофею сделалось не по себе. Бешено вращающаяся глыба летела на их с Угримом головы.
На стенах справа и слева раздались тревожные крики стрелков.
Тимофей как завороженный следил через бойницу за округлой выщербленной смертью, закрывшей, казалось, уже весь свет. Вот сейчас! Ударит, сомнет, разобьет кровлю. Завалит, засыплет и размажет всех, кто под ней. Снесет верхнюю боевую площадку. Обрушит башню…
Еще мгновение, еще полмгновения жизни.
И не отойти ведь уже, не отбежать. Не спастись. Не успеть. Если только…
Краем глаза Тимофей уловил стремительное движение князя.
Угрим, пристально следивший из-под прищуренных век за каменным ядром, резко подался к бойнице, взмахнул руками, очерчивая раскрытыми ладонями продолговатый овал. Перед лицом, перед собой, перед всей надвратной башней.
На эту-то незримую преграду и наткнулся латинянский снаряд.
Послышался сухой хруст камня о затвердевший воздух. Тимофей отчетливо различил искры, брызнувшие из сдавленного нутра валуна.
— Крысий потрох! — только и смог вымолвить он.