— Так что, Василий Васильевич, вам на ходу придется познавать тонкости реакционной националистической идеологии украинских собственников — злобствующих врагов коренных интересов трудящихся, — закончил секретарь обкома, добавив: — Они понимают, их карта бита. Мы должны поскорее дать людям возможность спокойно трудиться.
6
Не восхищаться своим чутким слухом Зубр не мог: «верный страж» его ни разу не подвел. Вот и сейчас, едва скрипнула ляда — деревянная крышка лаза, Гринько тут же пробудился; по тихим приближающимся шагам узнал Яшкину походку, неспешную и даже как будто с сонной ленцой, не дающей повода к беспокойству.
Скрипнула дощатая дверь в схрон, и, прежде чем вспыхнул трехцветный немецкий фонарик, раздалось предупредительное, вполголоса, пожелание доброго утра.
— Друже… Я это… это я с делом. — Чуть ли не у самого носа Гринько вспыхнул, ослепив, фонарик. Тот отмахнулся, зло обругал:
— Слепишь, паразит! Тюкну я тебя, Сморчок, наведешь ты меня на грех.
— Так это, вчера-то вы сами и велели… до утра чтоб, вот я и говорю, тут она, в боковушке ждет, сердитая, а улыбается.
— Артистка! — с придыхом вырвалось у Гринько, схватившегося за небритый подбородок.
— Буди, говорит, Ивана… вас, значит, удача мне подвалила.
— Какая удача? — неспокойно спросил Гринько, надевая пиджак и по привычке проверяя, все ли цело в карманах. Уточнил: — Она так и сказала: «Ивана» — или как иначе?
— Да, так и повеличала, как же еще, — говорил Яшка, сам не зная почему скрывая произнесенное Артисткой: «Буди Ваньку, некогда мне ждать кобеля… ночью, видите ли, доставь… что я ему? Зови, говорю, а то уйду. Он тут должен был сидеть и терпеливо слушать, когда моя ножка скрипнет половицей на порожке». Властная женщина засмеялась, и непонятно было Бибе, всерьез ли она говорила или шутила.
— Это само собой, — кивнул Гринько и привычно распорядился: — Иди живо приготовь мне все для бритья; чистую, получше, рубаху достань, гребень не забудь, второй месяц пятерней причесываюсь… а сама пусть в боковушке сидит, пока не явлюсь. — И, уже подымаясь по лестнице вслед за Яшкой из подпола, добавил: — Явдоха пусть столик накроет, винцо там, яблочки… С дамой все-таки, они это ценят, тем более такая помощница.
В прихожие он слегка подмигнул Явдохе, несшей начищенный до яркой желтизны самовар, и та, довольная, расплылась в улыбке. Легко обманываются женщины, отвыкшие от приветливого внимания. А знай она мысли этого угрюмого человека, наверняка бы ошпарила его провальные глаза. Оскорбительно-обидное подумал о ней Зубр: «Сама как свинья, и зрачки поросячьи сияют…»
Яшка принес полотенце, бритву, поправил ее на оселке и, манерно откинув мизинец, подал Гринько. Тот уже намылился и, задернув мешковатую занавеску в закутке у печки, где висел рукомойник, сунулся носом в осколок зеркала, твердой рукой ловко заработал бритвой.
Из закутка вышел посвежевшим и, тихо приблизившись к приоткрытой двери в боковушку, прильнул к щели. Он прямо-таки впился глазами в преспокойно сидевшую на табурете обожаемую женщину. Мария мечтательно смотрела в окно. Никогда еще Зубр не видел лицо Артистки таким одухотворенным, загадочным, будто перед ним сидела не бойкая, давно известная ему игривая хохотунья с кудельками на висках, а совершенно другая женщина.
«У, сатана!» — мысленно вырвалось у Гринько, и он распахнул дверь:
— Слава Украине!
— Героям слава! — чуть приподнялась она со скрипучего табурета, подавая руку, и снова опустилась на него.
— Здравствуй, Артисточка. Рад видеть тебя в добром здравии.
— Будь и ты здоров, Зубр. Что-то не нравится мне твоя личность, болел, слышала.
— Личность моя крепко здорова, к ней хвороба не причастна!
— Зачем позвал? — вдруг непривычно строго спросила Мария и добавила вовсе не по рангу поучающе: — Не надо бы превращать хату Сморчка в расхожий постой. Очень даже зря… Заследили главный запасник Хмурого. Не одобрит он.
— Я и не знал, что ты так шибко осведомлена, дорогуша.
В этот момент с улыбчивым «извиняйте» вплыла Явдоха, высоко держа в руках самовар, а следом за ней, пружиня на хворых ногах, торжественно нес перед собой граненый штоф с вишневой настойкой и тарелку моченых яблок шустрый Яков, успевший раньше хозяйки поставить угощение на стол да еще выложить из кармана кулечек с конфетами-подушечками.
Когда хозяева ушли, Гринько взял с этажерки две чашки, протер их полотенцем, налил вина. Он делал все это молча, по-домашнему деловито, не глядя на Марию. А та наблюдала за ним с тем любопытством, с каким присматривают за ребенком, взявшимся за непривычное занятие.