— Будь ласка, выпей за нашу удачу! — предложил Гринько и, подождав, пока Мария подняла чашку, чокнулся, разом выпил.
— За удачу!.. — охотно подхватила она и, сделав несколько глотков, отставила чашку. Заговорила напористо, властно: — Задачей номер один Хмурый ставит перед «черной тропой» уточнить и доложить численность оставшихся боевок, потери за три зимних месяца, наличие оружия и боеприпасов, возможность их пополнения, а также все о дезертирах, сомнительных лицах.
— Об этом наверняка в «грипсе» сказано, — испытующе посмотрел в глаза Марии Гринько, беря у нее послание Хмурого.
— Не знаю я, что в «грипсе», не любопытна, говорю то, что велено передать на словах.
— Кем велено? — резко спросил Зубр. — Не Хмурый же облагодетельствовал тебя личным вниманием?
— А почему бы и нет? — с вызовом бросила Артистка, спохватившись: а вдруг Зубр принимает ее слова за чистую монету, и как бы тут не переиграть… Она заметила, как в лице, в глазах Гринько собралась готовая взорваться напряженность, а потому встала, прошлась по комнате, поигрывая округлыми бедрами — знала, бестия, чем сбить недовольство мужика, который не мог оторвать от нее глаз. Она повернулась к нему, сказала просто и душевно: — Хмурым велено. Только я, Иван, чай с ним не распивала и не сидела вот так. В глаза его не видела. Говорю, велели передать. В следующую пятницу с темнотой явишься в хату Шульги в Боголюбы известной тебе дорогой, строго обязательно. Кумекай сам. С данными, о которых говорила. А завтра вечером я тебе принесу кое-какие известия о причине ареста наших троих в Луцке. Пока сходимся на одном: что-то выдали захваченные чекистами «грипсы» в схроне Ворона. Да ведь там фамилии не упоминаются. Наверное, какую-то промашку допустили, по тексту кто-то из них выплыл… Самой не по себе, как бы не подцепили, потому и рассерчала, когда позвал меня. Еще бы не хватало тебя завалить. Проходными дворами круг дала.
Высказанная Артисткой забота о Зубре была фальшивой, и они оба понимали это. Уловив тревогу во взгляде Гринько, Артистка плеснула масла в огонь:
— Добра не жди!
— Какого добра?! От кого? — повысил голос Гринько, успевший распечатать и прочитать небольшой по содержанию «грипс»: «Друже Зубр! Жду. Бог. Брат Ш. 4.22 X 1224», что означало: «Жду в Боголюбах у брата Шульги в четверг 22-го числа. Хмурый».
Артистка молча поднялась, не ответила.
— Больно ты осведомлена, вижу. Своим умом дошла али как?
— Ты меня вроде бы за глупую не считал. Чего же сейчас дуришь? — убедительно просто ответила Мария и деловито спросила: — Сюда тебе принести свежие новости, что разузнаем об арестованных, или в тайник у грушки положить?
Зубр тяжело, исподлобья посмотрел на Артистку, не зная, что ответить, и вдруг решительно сказал:
— Принесешь сюда. Буду ждать.
7
В полдень капитан Антон Тимофеевич Сухарь переступил порог кабинета генерала Попереки. Их встреча была накоротке: обнялись, всмотрелись друг в друга, оба рослые, даже будто бы внешне очень похожие, если не брать во внимание глубокие залысины, напористость во взгляде старшего и густую темную шевелюру, открытую улыбку младшего.
Это со стороны. А внутреннее — их многое роднило, начиная с той предвоенной весны, когда Антон Сухарь только приступил к чекистской работе. Вскоре он получил ответственное задание внедриться в ряды оуновцев, что успешно и осуществил, оказавшись в немецкой разведывательной школе под городом Грубешовом. Только раз ему, Цыгану, перед самой войной довелось прийти из-за границы с устным секретным приказом оуновцам готовить «большой сбор». Тогда чекисты воспользовались возможностью подсунуть «дополнение» к этому приказу, обязывающее главарей банд львовского приграничья собраться для получения боевой задачи в Са́мборском лесу, где они и были обезврежены. Трижды за первое военное полугодие фашистский абвер забрасывал разведывательно-диверсионные группы во главе с Антоном Сухарем в тыл обороняющихся частей Красной Армии. И каждая из этих групп «успешно выполняла» свои задачи и гибла «геройски» в не вызывающей сомнения ситуации, позволявшей спастись лишь немногим, в том числе руководителю. Учитывая, что очередное такое «спасение», вероятнее всего, привело бы к нежелательному концу, лейтенант Сухарь больше не вернулся в абвер, его оставили работать в особом отделе Юго-Западного фронта. После ранения и «подлатки» в госпитале судьба снова свела его с Поперекой в особом отделе армии на Южном фронте. Потом служебные пути их разошлись. И вот впервые после пятилетнего перерыва соратники по нелегкой чекистской судьбе снова встретились.