— А ты действительно этого хочешь?
— Они убили моего отца.
— Твой отец убил отца тех, кто возглавляет клан Морны сейчас.
— Как? — удивился Финн.
— Как? — переспросил Энайр. — Понятия не имею. Копьем, наверное. Вряд ли в магическом поединке: твой отец был для этого слабоватым магом — собственно, всего лишь владел немножко Силой.
— Ты… знал моего отца?!
— Мало кто из магов Ирландии не знал последнего Повелителя фениев.
Финн подумал немного, потом спросил:
— Учитель, а из-за чего была война между кланами?
Энайр поерзал на лавке, устроился поудобнее.
— Было много причин. Сначала, наверное, власть в Фианне. Потом — споры из-за земли и скота. Потом — первые убитые, первая кровная месть…
— И кто был прав, учитель?
— Ха, мальчик мой! Можно быть правым в отдельном споре, но нельзя быть правым в междоусобной драке, в которой люди родственных кланов без разбору убивают друг друга.
— Родственных? — удивился Финн. — Мы никогда не были родней МакМорна!
— Да, если забыть о том, что все кланы Ирландии, — человеческие, по крайней мере, — восходят к сыновьям Миля. Или ваши друиды не учили тебя истории? И.… еще мне кажется, что неплохо было все-таки дорезать лук до того, как в котелке выкипит вода.
Финн не спорил, хотя все услышанное потрясло его, и потрясение это меньше всего располагало к кухонной работе.
— Расскажи мне о Фианне, учитель.
— Твои друидессы говорили о Братстве мало?
— Да. В основном — о старых временах, когда фении дрались с великанами и отражали набеги на остров.
— Что ж, было и такое. Первым Вождем Фианны был некий маг, собравший вокруг себя два десятка людей именно для того, чтобы отбить набег с Альбы.
— Маг? — переспросил юноша.
— Да, а что?
— Но ведь Фианна была братством воинов…
Энайр чертыхнулся.
— Быстро же забывается прошлое. Фианна, мой мальчик, была братством фениев, как следует уже из названия. Если бы Братство было всего лишь союзом воинов, чем бы оно отличалось от дружины любого короля или князя? Среди фениев были и люди, более склонные к магии, и люди, более склонные к воинскому делу, — дело не в этом. Все они были людьми Тропы. Тропы Предела.
Финн помолчал, обдумывая слова мага.
— А почему Фианна распалась, Энайр?
— Много причин. Верховные Короли терпели могущество Братства фениев, пока оно было необходимо для защиты острова и пока Фианна не претендовала на власть; позже начались раздоры между Вождями Фениев и Верховными Королями. Это одна причина. Другая — споры за власть в самой Фианне, когда она с течением времени превратилась, как ты сам выразился, в «братство воинов». Еще одна — в том, что люди, возглавлявшие Фианну, уже лет сто, как перестали быть тем, чем были раньше. Последнее время их даже называли просто Повелителями фениев…
— А как их называли раньше?
Энайр с удивлением (юноше даже показалось — искренним) взглянул на него.
— Разве ты не знаешь?
— Нет.
Маг помолчал. Потом спросил сам:
— И ты никогда не задумывался о том, почему Братство называлось Фианна, а его члены — фениями?
— Не знаю… нет.
Энайр погрузился в собственные мысли.
Юноша кашлянул, а потом повторил свой вопрос.
— Так как же звали первых, настоящих Вождей Фианны?
Энайр посмотрел на него, пододвинул к себе сыр, отрезал кусочек и лишь потом сказал:
— Финн. Светлый.
5
Лейнстер, среднее течение Боанн
осень года 1465 от падения Трои
Лето прошло.
Минул Солнцеворот: луга в пойме Боанн покрылись пестрыми коврами цветущих трав и снова сбросили цвет, выгорев на жарком солнце. Прошли светлые дни Лугнасы, когда дикие лесные яблони приветствуют свадьбу великого бога появлением плодов. Отцвел иван-чай, знаменуя конец лета; и сразу за тем минуло осеннее Равноденствие, одевшее берега Боанн в золото кленов и лип и багрянец кустов бересклета. Первые холода сорвали и этот, последний, убор с холмов и долин; первые затяжные дожди размыли дороги и превратили берега ручьев в топь.
Близилось время Самайна.
* * *
День, когда Финн отправился на холмы собирать последние лесные орехи, выдался погожим. Было прохладно, но солнечно; почти полное безветрие царило над лесами. С самого утра Финн чувствовал странный покой, некую смесь светлой печали и ощущения безграничной, всеобъемлющей свободы — той свободы, которая уже не требует проявления в событиях и поступках, и именно потому абсолютна.