Финн помолчал, глядя на исходящую ароматным паром рыбу. Потом тихо спросил:
— Но почему… почему так, учитель?
Энайр пристально взглянул на него и ответил — почти без насмешки:
— Ты помнишь, мальчик, в самый первый день нашего знакомства я спрашивал тебя: понимаешь ли ты значение своего имени?..
6
Лейнстер, среднее течение Боанн
осень года 1465 от падения Трои
— Друиды клана Байшкнэ научили тебя использовать Силу и побеждать врагов. Но этого мало. Только Фиакул МакКон сделал из тебя Воина, когда научил думать о других. И только жир Лосося Истины сделал из тебя Мага, когда впервые дал тебе увидеть бесконечность Тропы Предела.
Финн задумался.
— Знаешь, Энайр, я думаю, что это не Лосось.
— А кто же?
— Ты. Твое Слово, те Слова, которые ты собирал долгие годы на берегу великой Боанн.
— Ну, быть может, ты и прав, Финн. Нет неправильных решений, есть только неправильно понятые задачи.
— Я ухожу, Энайр.
— Я знаю.
— Благодарю тебя и… Ты дождешься своего Лосося. Он уже близко, Энайр. Он уже прошел истоки Боанн.
Старый поэт вдруг рассмеялся:
— Ну, если мне говорит это отведавший Лосося Истины, значит, это правда!
— Прощай, Энайр.
— Прощай, Светлый! Я буду ждать своего Лосося и, когда поймаю его, догоню тебя на Тропе Предела!
ЧАСТЬ II
ПОВЕЛИТЕЛЬ ФЕНИЕВ
ГЛАВА 1
ДОРОГА НА ТАРУ
1
Миде[12], окрестности Тары
конец осени года 1465 от падения Трои
Дорога выглядела пустынной — но только не для опытного взгляда. Следы сапог, колес, копыт лошадей были совсем свежими, несмотря на то, что еще вчера шел дождь. То тут, то там попадались на обочине обрывки материи, пучки соломы, остатки еды.
Все следы вели в одном направлении — в Тару, город Верховных Королей, куда собиралась сейчас вся знать Ирландии — маги и воины, — а вслед за ними тянулись обозы с дарами, припасами и челядью.
Близился Самайн — великий праздник, когда зажигались огни во всех пяти покоях Дома Красной Ветви, и люди со всех Пяти Королевств съезжались на священный холм Тары, чтобы вместе с Верховным Королем встретить наступление зимы и нового года. Это было время, когда на глазах таяли стада и опустевали погреба с медами и пивом, когда вершились суды и заключались союзы. И еще это было время, когда с наступлением темноты люди собирались у очагов и костров и не решались без крайней нужды выходить за пределы освещенного огнем круга в наполненный духами и опасностями мрак колдовских ночей.
* * *
Уже почти стемнело, когда Ойсин заметил, наконец, чей-то походный лагерь чуть в стороне от тракта — огонек мерцал меж голых, мрачных стволов деревьев не так уж далеко впереди. Ойсин с облегчением вздохнул и ускорил шаг. Он уже пару часов высматривал по дороге стоянку какой-нибудь группы идущих в Тару, надеясь пристать к ним на ночь. Конечно, можно было остановиться на ночлег и одному, но это означало бы две неприятные вещи: во-первых, сон на пустой желудок (а на стоянке богатого каравана можно было бы заработать ужин пением), а во-вторых, — ночное одиночество. Конечно, до наступления времени Самайна[13] оставалось еще несколько дней, и все же…
Когда Ойсин, посвистывая, поравнялся с неизвестным лагерем, темнота окончательно опустилась на тракт и лес. Поежившись, бард свернул с дороги и, спотыкаясь о корни и чертыхаясь, побрел сквозь череду замерших в предзимье и казавшихся черными деревьев к близкому уже огню.
Полянка, на которую он вышел, была совсем небольшой. И не было там никакого богатого каравана, не было князей и придворных. У костра сидел юноша, примерно того же возраста, что и сам Ойсин, и спокойно смотрел на вышедшего из леса молодого барда. И все-таки это было лучше, чем совсем никого.
Ойсин поздоровался.
— И тебе здоровья, — ответил юноша. — Оставайся у моего огня, если ищешь ночлега.
13
Время Самайна — Самайн праздновался у кельтских народов примерно пять дней до и пять дней после собственно календарной даты (ок. 1 ноября).