Тропа предела

Лиа Луахрэ приняла поэму, пробежала глазами по граням орешника, отложила шест в сторону.

— Скажи ее, Дэйвнэ. Скажи ее мне.

Мальчик закрыл глаза; приподнял руки, призывая Силу; заговорил нараспев, опуская голос в грудь:

Я шел в мерцаньи, видимом для глаз,
В Дивный Край, где Лабрайд бывал.
Я достиг каирна двадцати армий,
Лабрайда длинноволосого нашел я там.
Я нашел его сидящим на каирне,
Великое множество оружья вокруг него.
Прекрасные светлые волосы на его голове
Украшены яблоком золотым.
И хотя много времени
прошло с тех давних пор,
Он узнал меня по багряной мантии
о пяти складках.
Спросил он меня: «Придешь ли ко мне
В дом, где пребывает Файлбе Прекрасный?»
У врат, что ведут на Запад,
В сторону, где опускается солнце,
Табун серых лошадей
с пятнистыми гривами
И другой табун лошадей, красно-бурых.
У врат, что ведут на Восток,
Три дерева из багряного стекла.
Нежные долгие песни поет
стая птиц с их верхушек
Для детей, что живут
в королевской твердыне.
Есть там Древо у врат цитадели,
Благозвучная музыка льется с его ветвей.
Это дерево из серебра, —
освещенное солнцем,
Подобно золоту сверкает оно…

Раскинув руки, как крылья, ладонями вверх, и запрокинув лицо к ясному летнему небу, Дэйвнэ стоял на полянке перед лесной избушкой. Можно было подумать, что он просто радуется долгожданному после холодной весны теплу, льющемуся из голубых небесных просторов, если не замечать, что левая нога его поджата, и лишь большим пальцем правой ноги мальчик опирается на тонкий вбитый в землю колышек. Едва заметная улыбка касалась его губ.

— Довольно, Дэйвнэ, — сказала Бовалл.

Тень мысли или чувства скользнула по лицу мальчика, потом он сложил руки и мягко спрыгнул на землю. Крест-накрест провел ладонями перед лицом и грудью, стряхивая напряжение Силы.

— Я мог бы еще, Бовалл.

— Довольно, — повторила друидесса. — Ты стоишь с рассвета.

— Все равно. Я мог бы еще.

— Дело не в том, сколько ты можешь простоять, мальчик, а в том, как ты это делаешь. И задача не в том, чтобы держать равновесие, а в том, чтобы лишь касаться колышка, опираясь не на него, а на собственную мысль.

— Разве я делаю не так? — удивленно спросил Дэйвнэ.

— Ты делаешь все, как надо, мальчик. Но помнишь: все, чему научаемся мы, — лишь шаг по Тропе.

— Да, — прошептал Дэйвнэ, неожиданно взволновавшись. — Да, Бовалл, я помню…

— Тогда смотри. Это последнее, чему я могу научить тебя, сын Кумала.

Друидесса выдернула из земли колышек; потом, достав из лежащего возле ее ног мешка полусаженный обрубок копья с остро отточенным листовидным наконечником, резким коротким движением вогнала его в землю.

Острием вверх.

5

Лейнстер, лес Слив Блум

год 1464 от падения Трои

— Время подходит, Лиа.

— Да, Бовалл. Время подходит. Оно уже здесь — я слышу его поступь.

— Я знаю, мы научили Дэйвнэ всему, чему могли, сестра. Ему уже четырнадцать, он не может более оставаться мальчиком, пришло ему время становиться мужчиной. Он должен идти к людям, Лиа.

— Да, сестра. Но я думаю, нам не след волноваться об этом. Такие вещи всегда происходят именно тогда, когда следует…

…Что-то — быть может, чуть более встревоженное пение птиц, а может быть, просто ощущение чьего-то приближения — что-то заставило друидесс переглянуться и одновременно подняться на ноги.

— Сюда идут, сестра.

— Да, сестра. Час пробил.

— Все кончится скоро.

— Да. Я чувствую. Я слышу. Я знаю.

— У нас есть чуть времени.

— Да, сестра моя.

— Обнимемся перед долгой дорогой.

— Да, сестра.

Они стиснули друг друга в объятиях, и долго — очень долго, целое мгновение — не разжимали рук.

— Сестра моя Лиа Луахрэ, последний бой друида — самый яростный.