Стоило юноше встать, как пенеподобный зверь зашевелил осьминожьими ножками и быстро скрылся в кустах. Сталкеру пришлось тащить за собой «чистого» силком, вернее оттаскивать того от изучения зверя.
— Животных не знаешь, растений не знаешь, съедобные и ядовитые грибы путаешь, как ты вообще жить собираешься?.. — бормотал под нос Аспид, окончательно примиряясь с решением продажи человека за гроши. На свободе такой индивид выжить все равно не смог бы. Пусть будет в надежных руках.
На поле с ветром перешептывались колоски окультуренного зернового растения, из которого как пекли хлеб, так и варили пиво. Пахло странно: не то сладко, не то кисло. А когда люди начали топтать посевы пробираясь к центру поля, запах кислоты окончательно сменился приторной сладостью.
Пугало не возражало и без споров отдало как свои тряпки, так и голову, и шест, и глаза-угольки. Чем умилило сталкера. Вот бы в его сопливые годы люди так же охотно делились, не пришлось бы доказывать им необходимость благонравного поступка, уповая на нож и кулаки.
Мэг послушно согласился одеть драные, пахнущие мышами тряпки и позволил обвязать свои руки и шею веревками, на время, позволяя сталкеру убрать его драгоценный чемодан с инструментами в дорожный рюкзак. За нарядом чучела удалось спрятать чистоту «чистого».
— Аспид, — вдруг обратился человек из инкубатора к сталкеру.
— Чего?
— Почему ты так боишься идти в этот город?
— Я не боюсь, — разозлился сталкер и накрыл его голову глубоким самодельным капюшоном. — Я осторожничаю. Не хватало получить нож под ребра, когда я в двух шагах от мечты.
— Что такое мечта?
— А что такое дебильный вопрос? Проклятье... Мечта – это самое сокровенное желание. И если у меня будет много денег, я смогу реализовать свою.
— Какую?
— Не твое собачье дело, — не пожелал отвечать сталкер, но сразу же укорил себя за излишнюю нервозность и услышал:
— Жаль, у меня нет мечты…
Поежившись от равнодушного тона товара, Аспид закусил губу и строго наказал:
— Не поднимай головы, — проверил, хорошо ли закрыта голова Мэга и напоролся на по-прежнему равнодушный взгляд: — Все будет в порядке. А мечта у тебя появится. Например, выкупить свободу. Знаешь, говорят, свобода – самое ценное, что есть у человека.
С этими словами он повел «чистого» в город.
1s6n видел лишь землю под ногами, она медленно превращалась в криво замощенную дорожку. Он видел ноги провожатого. Иногда в обзор попадали ноги других существ. И не всегда ноги: щупальца, лапы, кутикулы, палки на присосках и даже протезы. Последнее сильнее прочего заинтересовало Мэга, и он даже приподнял голову, провожая странного человека на механических ногах. За это получил злое шипение Аспида:
— Голову опусти, дурень!
Город говорил тысячью голосов. Казалось, не было ни одного существа, способного молчать. Крики, шепотки, смех, плач – какофония гимна жизни, несравнимая с утопической тишиной, царящей в «инкубаторе». Крик юноша слышал там лишь однажды: ему казалось, от количества децибел из ушей польется кровь. Тогда Мэг просто закрыл уши руками и даже не поднял головы узнать, кто был виновником крика. Но сейчас был готов рискнуть и поднять голову, желал узреть внешний мир с его многообразием жизни.
— Да не свети ты харей! — вновь зашипел Аспид.
Сталкер резко свернул с оживленной улицы в переулок и пошел размашистым шагом по кривым малолюдным улочкам, по известному ему с детства пути. Он больше не оглядывался. В отличие от площади на этих улицах было мало народу, и раб на веревке не мог вызвать лишнего интереса: купили и ведут домой. Или, напротив, продать в один из доходных домов парой улиц ниже.
Путь действительно привел в дом с вызывающей вывеской и затемненными окнами первого этажа. Заведение обещало быструю любовь без ухаживаний. Однако, этот доходный дом был не совсем обычным.
Заведение «Песнь Барда» знали все горожане. В него ходили не только снять девочек-мальчиков – мадам Шанти продавала информацию разного уровня ценности и товары разного уровня редкости. Аспид даже застал, как однажды мадам Шанти определила в загребущие руки мэра ядерный реактор. На следующей же день она вложила часть накоплений в строительство бомбоубежища, убежденная то ли в плохом качестве проданного товара, то ли в отсутствии умственных способностей городского лидера. А еще все знали о ее заботливости. Если мадам брала за кого-нибудь ответственность, то за него она могла шею свернуть, как за родного ребенка.