Вынырнув из своих грёз, Саранцев почувствовал ласковое дуновение ветерка уже гнавшего по небесной синеве причудливые фигурки белоснежных облаков.
«Красота-то какая! Её часами можно созерцать и не устанешь… как же удивительна игра природы… Н-да, в жизни меня мало что цепляет по-настоящему, но она не может набить оскомину, это уж точно», – думал в те минуты он.
Отдавшись неге мягкого осеннего тепла, Андрей не заметил, как заснул. Во сне он увидел настенные часы, показывавшие половину десятого. Андрея не покидало ощущение, что он опаздывает на какую-то важную встречу к десяти часам, но никак не мог вспомнить с кем, и где она должна была состояться. Это навязчивое ощущение не давало ему покоя, он метался в растерянности по комнатам в поисках хоть какой-то зацепки, но тщетно.
Саранцев проснулся, когда солнце уже повисло над западным горизонтом. На лес опустилась тень, и стало прохладнее. Стряхнув остатки дремоты, он попытался вспомнить недавний сон:
«Часы, время… К чему бы это? Куда я опаздывал? И что значат эти цифры? Может, реальное время или месяц, а может, год… Так, давай прикинем, если это реальное время, то осталось ждать недолго. А если месяц? Сейчас сентябрь, как раз девятый и как раз середина… Н-да, интересно… Ладно, дома всё равно никто не ждёт, можно и здесь у костерка покумекать, вдруг, что и осенит».
Сказано – сделано. В багажнике машины у Андрея всегда было самое необходимое, он частенько вот так экспромтом устраивал ночёвки и не только под звёздным небом. Он искренне любил природу, и она, похоже, отвечала ему тем же. Саранцев со знанием дела оборудовал костровище и вскоре язычки пламени уже облизывали аккуратно сложенный сухостой. Когда костёр разошёлся, он подвесил на треногу армейский котелок на две трети наполненный водой и стал ждать. Цветочно-ягодный чай, который Саранцев неизменно возил с собой для таких случаев, настаивался несколько минут, соблазняя его чувства непередаваемыми ароматами. Чуть позже, расположившись на ближайшем пеньке, Андрей небольшими глотками с наслаждением отхлёбывал из эмалированной кружки чай и любовался игрой озорных искр, устроивших настоящий фейерверк. Между тем лес уже полностью погрузился в ночную тьму, замедляя ритм своей повседневной жизни. Теперь каждый звук в ночной тиши казался каким-то особенным, таинственным.
Закончив с чаепитием, он снова вернулся мыслями к странному сновидению:
«Что же всё-таки обозначают эти цифры, что? Может, в них указан какой-то срок, который нельзя проворонить, пропустить?.. Или что-то вроде счётчика моей жизни… Или… Ну да, самое время покаяться в грехах пока не поздно. Однако юморок у тебя, брат. А если серьёзно – есть ли в чём каяться? Ну, если покопаться, то можно что-то наскрести… жене пару раз изменил, каюсь, но когда это было… напивался в стельку несколько раз, но сейчас же завязал с этим, даже не тянет… так, в основном грешки по мелочам. О войне не буду, это другая тема. Хм, вроде бы душой не кривил, старался жить по совести, да и на войне трусом не был, это точно, бойцы уважали… людям по возможности помогал, пользу какую-то приносил… и любовь не обошла. Гляди-ка, портрет святоши вырисовался, самому смешно. А вот мыслишки всякие непотребные посещали, не спорю, это было… да и сейчас иногда слетаются окаянные на огонёк».
Андрей усмехнулся и поглядел на циферблат мобильника:
«Одиннадцатый час уже, а ничего не случилось. Значит, всё-таки месяц. И сколько же у меня осталось? Недели две если верить часикам. А может, это всего лишь бред моего больного воображения? Ну, как Наташка утверждала и ещё некоторые… Вот в это верить мне уж точно не хочется».
Почему Саранцев так ухватился за этот сон? Да он и сам толком не мог объяснить, просто уже несколько месяцев чувствовал приближение чего-то особенного, необычного, о чём с замиранием сердца мечтал последние годы. Он уже и так и этак со всех сторон оценивал своё состояние и не мог не заметить буквально ворвавшихся в него изменений. Они касались, прежде всего, тех слоёв мировоззрения, которые связывали его с повседневностью. С тех пор, как Андрей занялся духовным поиском, старые связи стали рушиться, у него даже появилось ощущение, что от его души отваливаются целые пласты заскорузлого прошлого, мешавшего ей свободно вздохнуть. Вместе с этим у него потерялся интерес ко всему тому, что лежало на поверхности и являлось смыслом жизни для большинства людей. Его уже не вдохновляла такая жизнь, ему хотелось добраться до чего-то большего, до тех глубин, где, по его мнению, скрывался сам источник жизни. Из книг он знал, что это особенное состояние называется духовной реализацией, в которой погибают все умственные противоречия и двусмысленность, а душа погружается в божественный покой, обретая свой истинный дом. Но это желанное переживание внутреннего мира до сих пор ускользало от него, проявляя себя лишь кратковременными вспышками, ему постоянно чего-то не хватало, что-то мешало.