Мариуш Вильк
Тропами северного оленя
Памяти Янека Михальского
Подлинный дом человека —
не пристанище, а Дорога,
Жизнь есть путь, который
нужно пройти пешком.
ПЕРВЫЕ СЛЕДЫ
Но они считают это более счастливым уделом, чем изнурять себя работою в поле и трудиться над постройкой домов и неустанно думать, переходя от надежды к отчаянью, о своем и чужом имуществе: беспечные по отношению к людям, беспечные по отношению к божествам, они достигли самого трудного — не испытывать нужды даже в желаниях.
Впервые следы саамов — каменные лабиринты — я увидел на Соловецких островах. С их помощью нойды[2] совершали свои экстатические путешествия на тот свет.
Саамские лабиринты представляют собой каменные спирально-концентрические постройки. На Соловках их более десятка. Лабиринт — что-то вроде храма у христиан, с той лишь разницей, что у саамов туда имел доступ только шаман — нойд. Пока он пребывал в трансе, паства оставалась снаружи. За пределами лабиринта.
Выход из лабиринта был обращен к западу, к загробной жизни. Если нойду удавалось выбраться наружу (задача непростая, особенно под воздействием мухомора), то он «путешествовал» по тому свету и общался с духами. У одних спрашивал совета, других просил о помощи.
Как правило, спустя несколько часов шаман приходил в себя.
Пока он, будучи в состоянии транса, совершал свое путешествие, тело его покоилось неподалеку в кустах. Никто не смел к нему прикасаться. Вернувшись, нойд помогал людям. Одних лечил, других отправлял на тот свет. Для саамов нойд был хозяином жизни и смерти.
На Соловках по сей день верят, что если турист заблудится в лабиринте, душа его навеки останется на островах.
В свое время соловецкий археолог Александр Мартынов устраивал на Заяцких островах для своих студентов «ночи Ивана Купалы». Брат Георгий[3] рассказывал мне, что в полночь они прыгали через костер и играли в «девичьи пляски в вавилонах».
«Вавилонами» православные называли саамские лабиринты потому, что язычники якобы загоняли туда девушку, право дефлорировать которую получал тот из мужчин, кому удавалось до нее добраться. Такой вот языческий обычай.
Некоторые ученые поймались на этот крючок, выдвинув гипотезу, будто бы северные лабиринты — «путь от девицы к женщине». Отсюда название — «девичьи пляски».
Академик Николай Виноградов в книге «Соловецкие лабиринты» писал, что каменным строениям саамов не удается найти объяснение, которое удовлетворило бы всех. Одни толкуют про девичьи пляски, другие утверждают, что это ловушки для семги, третьи предполагают, будто лабиринты — тропинки песен, с помощью которых нойды пытались перебраться в иной мир.
Что касается меня, я не склонен к однозначным выводам. Одно, как мне кажется, не подлежит сомнению: каменные лабиринты саамов — символы пути.
Во второй раз я столкнулся со следами саамов на Кузовах — островах в Белом море, между Кемью и Соловками. Это самый крупный на Севере храм сейд-камней.[4] Впервые мы попали туда с Василем на яхте «Антур», в разгар белых ночей. С одной стороны залива, между Немецким и Русским Кузовом, таяло над самой поверхностью воды расплавленное солнце, напротив наливалась светом луна. Пахло березовыми почками. Душераздирающе — как всегда в эту пору — кричали птицы. Едва мы бросили якорь, Василь принялся варить борщ. А я, не желая мешать сему колдовскому обряду, направился к северной стене Немецкого Кузова. Это самый высокий остров Белого моря. На его мощном гранитном склоне, крутыми террасами спускающемся к водяной кипени, стоят, словно на ступенях храма, священные камни саамов. Духи великих нойдов.
Стоят и словно глядят на север.
Потом мы бывали там еще много раз. В последний — сразу после смерти Редактора.[5] На Кузовах как раз полыхало бабье лето. Мох сделался особенно мягким, ягоды покраснели, словно покрылись стыдливым румянцем, а березы казались золотыми. Я присел на одной из верхних террас. Под ногами, далеко внизу бурлило Белое море, взбивая пену на овальных гранитных камнях. В ушах все звучал голос Брата:[6] «Только что умер твой старец из Мезон-Лаффита». Звучал отчетливо, словно Брат стоял за спиной… Я обернулся. За мной был сейд-камень. Потом я сообразил, что видел его в другом месте.
4
5
Ежи Гедройц (1906–2000) — польский публицист, политик, мемуарист, основатель и редактор польского эмигрантского журнала «Культура» (1947–2000) в городке Мезон-Лаффит неподалеку от Парижа.