Валерий сразу задал хороший темп. Он шел первым и в движении действительно напоминал лемминга. Скачет с кочки на кочку, под ноги не смотрит, словно знает дорогу наизусть, хотя — на самом деле — никакой дороги там нет. Не останавливаясь, миновали лесное хозяйство Михаила — замшелая изба, окруженная ивами, полевая кухня и поленница; Валерий проворчал, что дед-стахановец уже, небось, в ягоднике сидит. Несколько раз продирались сквозь чащу танцующей березы и порыжевшей пихты. Ветролом после прошлогодней лавины — и вновь заросли. Все больше камней и мха… Наконец сухая грязь! Валерий остановился и объяснил, что отсюда начинается территория общины. Мы присели на камень.
Община «Пирас» арендует у русских весь горный массив Луяврурт (около шестисот пятидесяти квадратных километров), кроме территории заповедника Сейдъявр. Между пастухами и заповедником сразу разгорелся конфликт интересов, постепенно переходящий в холодную войну. А тут еще Вдовин-младший (сын начальника заповедника) собрался жениться на старшей дочке Валерия — просто love story в стиле Ромео и Джульетты.
— У нас тут своя «Санта-Барбара», — ассоциации Лемминга из другой оперы.
Оленей в Ловозерских тундрах не пасут уже много лет. Последний луявруртский пастух умер в 1911 или 1913 году — точно никто не знает. Это был еще и последний нойд на Кольском полуострове! Он держал в Ловозерских тундрах стадо в две тысячи голов, а после смерти старика олени исчезли… Якобы он похоронен на Могильном острове. Коми-ижемцы его боялись. Говорили, что олени старика — заколдованные люди. Сами в горах паслись и прибегали, заслышав горловой йойк.[128] Краткие воспоминания помощницы и воспитанницы нойда — Павлы Ивановны Галкиной — записал Алексей Сахаров, инженер-геолог, работавший в массиве Луяврурт в 1930-е годы. На том месте, где стояла вежа нойда, Иван Вдовин сейчас строит сторожку.
— Мы тоже хотим увеличить стадо, — говорит Валерий. — Пока используется только юго-восточная часть массива — примерно до Тавайока. В прошлом году я обходил всю эту территорию с московским картографом Машей Березкиной, чтобы по составленной ею карте ягельников ученые в Москве могли рассчитать поголовье, оптимальное для экологии Ловозерских тундр. Для этого высчитывают, сколько квадратных метров мха требуется оленю в год, чтобы выжить, делают графики, таблицы, какие-то диаграммы вычерчивают и тому подобное. А наши предки жили здесь с эпохи палеолита и как-то справлялись без расчетов и формул, без всей этой научной схоластики.
— Теперь все про экологию толкуют. Модно… А ведь добывая лопарит, и так весь Луяврурт засрали.
— «Зеленые» — ладно, черт с ними. Настоящая чума — это туристы! Ведь если мы хотим расширять пастбища, придется ставить вежи в горах. Имея только одну базу, Ловозерские тундры не обойдешь. А сволочам-туристам наплевать. Придут, выпьют, переночуют, что-нибудь сопрут или вообще спалят по пьянке, а нет — так хоть поломают да нагадят. Теперь такой турист пошел — волосы дыбом встают. При каждой веже придется сторожа держать.
Мы двинулись дальше. Перед нами безлесье Суолуайва — скальные плиты, олений ягель да ягодники. Чем выше, тем круче… Лемминг еще ускоряет шаг. Поднимаясь следом, я буквально истекаю потом. А он на ходу еще ягоды поклевывает. Словно пасется.
Выше ягодники кончаются. Зато ягеля все больше. Как и скал. Поднимается ветер. Под самой вершиной — скальная ниша. Привал. Валерий вынимает из рюкзака двухлитровую бутылку пива, колбасу из оленины и чеснок. Наташа ставит на скальную полку термос с зеленым чаем и раскладывает наши запасы: банку печени трески и два пласта лосося, хлеб, заонежский мед, шоколад и орехи. Второй завтрак пастушка.
Жуя, Лемминг оглядывает в бинокль окрестные склоны, высматривает оленей. Между глотками пива сканирует гряду за грядой, расселину за расселиной, долго изучает каждую кегору, порой вглядывается в одну точку и, пережевывая колбасу, медитирует. Мы тем временем наслаждаемся видом сверху. Еще раньше, на Ямале, увидав тундру из иллюминатора вертолета, я подумал, что вижу земную кожу — всю в крапинках водяных драгоценных камней. Здесь это ощущение еще сильнее. Кажется, в любой момент ландшафт встрепенется и задышит.
Справа — ультрамариновая бесконечность озера Луявр, испещренная желтизной бесчисленных островков, за ним в пепельно-сизом тумане на горизонте маячит цепь Панских тундр. Прямо под нами — зеленая замша болота с лабиринтом вод, в которых движется и бликует солнце. Это болотистые озера — Нижнее и Верхнее Яичное, Саранчозеро, Пунчозеро и несколько десятков безымянных — словно осколки разбитого зеркала. Справа — сверкающая гладь Умбозера и вал Хибинских тундр на дальнем плане. Ради такой картины можно и попотеть.