— Завтра же вылечу туда сам! — категорически заявил Туранец.
Слово «сам» у него прозвучало так, будто бы оно означало полный порядок, настоящий «орднунг».
На следующий день главнокомандующему вылететь в Банска-Бистрицу не удалось. Пришлось заняться не менее важными делами в самой Братиславе.
В столичном гарнизоне появились партизанские агитаторы. В дивизии, которая с часу на час ждала немецкого командующего, чтобы двинуться на партизан, как эпидемия, началось повальное дезертирство. Словацкие солдаты не хотели воевать со своими братьями, поднявшими знамена свободы, и перебегали в горы.
Новый главнокомандующий, облеченный властью и военного министра, решил показать, что достоин таких высоких полномочий. Столичный гарнизон он, долго не задумываясь, разоружил. Солдат угнал на восточный фронт, а большую часть офицеров — в немецкие концлагеря. Место расформированного гарнизона заняли гардисты — глинковские молодчики эсэсовского типа.
Не знал генерал Туранец, что расформированием Братиславского гарнизона он подрубил сук, на который еще не успел как следует усесться.
И КАМНИ СТРЕЛЯЮТ
На Прашивой шло совещание коммунистов, партизанских командиров, членов Национального Совета и представителей армии. Присутствовал здесь и подполковник Гольян, о котором недавно говорили у президента и которого новый военный министр решил арестовать сразу же при первой встрече. Вел совещание теперь уже открывший свое настоящее имя один из руководителей Центрального комитета Компартии Словакии Густав Гусак.
Он говорил о том, что восстание, подготовка к которому еще далеко не окончена, по сути началось. Уничтожение немецкой военной миссии во главе с генералом Отто партизанские командиры восприняли как сигнал к боевым действиям.
Начались вооруженные действия в Погронье. К этим действиям подключились целые подразделения словацкой армии.
Гусак упомянул и о трех танках, посланных в Мартине на партизан, а повернувших свои башни против немцев.
Специальный жандармский взвод безопасности Шане Маха также присоединился к повстанцам Турчанского Мартина.
Национальные Советы стали повсеместно брать власть в свои руки и вооружать гражданское население.
Все это происходило лишь в Средней и Восточной Словакии. Запад страны к такой борьбе не был еще готов. Но ее надо было готовить, перестраиваться на ходу.
Гусак предложил командирам основных партизанских бригад и отрядов разработать стратегический план, распределить между собой места действий и начать срочно освобождение городов и сел до полного изгнания фашистов из Словакии.
Партизанская бригада имени Штефаника под командой Величко должна была из Мартина распространить свое влияние на север, за Жилину.
Сычанский повел свои отряды на Зволен и Штявницу.
Егорову и Белику предстояло взять Ружомберок, а затем двинуться на Банска-Бистрицу. Им помогут и другие отряды соседних бригад.
Квитинский направился со своей бригадой на Дукельский перевал, откуда повстанцам могли угрожать немцы.
Бригада имени Яношика, которой руководил Владо, отправлялась в рейд на Раецке Теплице, курортный городок, заселенный в основном высокопоставленными немецкими офицерами.
Волянский и Клоков должны оседлать долину на подходе к Банска-Бистрице и помочь Егорову и другим взять город.
Утром партизанские отряды с песнями и победными кличами, уже не таясь, на автомобилях, на поездах двинулись в намеченные пункты.
29 августа на рассвете к небольшому опрятному городку Святой Микулаш подошел грузовик со взводом партизан. Сам по себе этот городок не представлял особого интереса для них. Но в нем находились эсэсовцы, которые в случае боя за Ружомберок, сразу же могли прибыть на подмогу своим и ударить с тыла. Комиссар Мыльников, руководивший операцией, решил сначала все разведать. Грузовик загнали во двор на городской окраине. Партизаны оцепили квартал, чтобы никого не выпускать из города.
Хозяева дома, во двор которых вкатили непрошеные гости, проснулись и теперь со страхом выглядывали из окна. Но вскоре они успокоились, впустив командира отряда в дом, охотно рассказали, что все немцы живут в гостинице. Сам хозяин оказался шахтером, ушедшим на пенсию стариком, еще бодрым и горячим.
Светает. Тишина в городе, будто нет нигде никакой войны. Словно по необитаемой земле топают кованые сапоги. Гулкий топот приближается. «Это патруль», — догадываются партизаны и уходят в подворотню ближайшего дома. Сенько становится за большим развесистым буком и ждет.