Переступив порог кухни, в которой светила небольшая электрическая лампочка, Ежо сказал хозяину, что они от Эмиля. Старик даже не поприветствовал их, открыл дверь спальни и разбудил своих внуков — девушку и двух мальчишек-подростков.
— На дорогу! — шепнул Милий девушке, видно уже привыкшей к такой команде. — Чуть что, сразу сюда!
Девушка тут же ушла за дверь одеваться. А мальчишки, спавшие на диване, вставали неохотно, однако с большим любопытством рассматривали двух вымокших до нитки пришельцев. Заметив за спиной одного из них автомат, заторопились.
Лишь когда девушка и мальчишки ушли, старик заговорил с нежданными гостями.
— Раздевайтесь, хлопцы! — Он затопил печку. — Вам надо немножко в горячей воде погреться и в сухое переодеться. А то чего доброго, хвороба нападет.
— Что вы! Зачем столько хлопот! — запротестовал было Николай. — Нам только обсушиться бы.
Но Милий был непреклонен:
— Цо ты знаешь! В такой холод и пропасть не долго. Жаль цо моей бабки нет, в городе ночует. Она все это живее, чем я, сделала бы.
Старик принес в комнату огромную жестяную ванну, налил в нее горячей воды из бака, вмазанного в печку, и загнал гостей в воду.
Когда старик вышел зачем-то в сени, Николай спросил:
— Ежо, а почему он говорит не так, как вы, а все цо-цо?
— Это значит, что он цотак, из города Земплина. Там все говорят «цо», а мы — «чо»…
Вернулся старик со стопкой белья.
Как не хотелось сначала ребятам лезть в ванну, зато с такой же неохотой вылезли они потом из нее. Оделись в чистое хозяйское белье и сразу захотели спать.
— Ужинайте и сосните, — предложил старик.
— Что ж это, ваши ребятишки всю ночь не будут спать из-за нас? — попытался отказаться от заманчивого предложения Николай.
Милий успокоил его:
— Они днем выспятся!
Он подал на стол хлеб и суп. А сам присел на краешек табуретки.
Николай ел быстро и все посматривал на старика. Почерневшее от времени лицо цестаря было изрезано такой густой сетью морщинок, что все оно — и на щеках, и вокруг рта, и даже на висках напоминало пересушенную грушу. Щупленькая бородка и коротенькие усы курчавились, как мох, а большие серые брови тяжело свисали, словно усы. Из-под этих тяжелых бровей смотрели на ребят спокойные, проницательные глаза.
«Можно ли полностью доверять этому человеку?» — думал Николай.
Словно угадав его мысли, Милий заговорил:
— Ты, хлопец боишься за свое оружие? Не бойся. У меня ночевали не такие… Где-то они теперь? Сохрани их в пути Ежиш Марья! — и он повел гостей в спальню.
За время скитаний по Чехословакии Николай не раз попадал к таким же вот добрым людям. И всегда чувствовал себя у них в безопасности, хотя про осторожность не забывал.
Уснул Николай у старого цестаря рядом с Ежо сном человека, вернувшегося в дом родной после долгих скитаний.
Немного радостных минут было в жизни Прибуры после разлуки с Родиной, поэтому пробуждение в доме Шмондрека запомнилось навсегда.
Снилось ему что-то хорошее. Будто шел он где-то по лесу. И вдруг очутился в родном селе. Видит — на завалинке возле хаты сидит старый-престарый дед и играет на каком-то необычайном инструменте. И так играет, что сердце загорается. Николай проснулся.
Открыл глаза, а возле него цестарь Милий. Держит под мышкой что-то похожее на кузнечный мех, а в губах трубку, рукой мех раздувает и играет.
Все как в сказке. И замшелый старик и его почерневший от времени, потрескавшийся музыкальный инструмент.
Но что это за музыка? Как и во сне, так и сейчас, наяву, Николаю показалось, будто сердце его стало горячим, как огонь.
Проснулся Ежо и сразу вскрикнул:
— Гайда! Коля, это же гайда!
На молчаливый вопрос Николая Ежо ответил.
— Самый старинный инструмент! На нем еще Яношик играл… Говорят, он больше всего из музыкальных инструментов любил гайду.
Николай Прибура уже немало знал легенд о народном заступнике Яношике, который еще сотни лет назад поднимал словаков на борьбу с богачами.
Старик повесил свой инструмент и сразу захлопотал:
— Давайте-ка быстрее одевайтесь и — завтракать. Есть разговор.
— Почему же вы не разбудили нас затемно? — встревожился Ежо, проворно обуваясь. — Скоро солнце взойдет!
Старик промолчал. И только во время завтрака рассказал о том, что случилось ночью.
Оказывается перед рассветом вбежали его внуки с криком:
— Авто!
Будить гостей Милий не стал. Решил схитрить. Внучку положил возле Ежо и Николая, с краю, так, чтобы только ее было видно. А их укрыл с головой. Мальчишки же спрятались в лесу. И только все это они успели сделать, как возле дома остановилась грузовая автомашина с гардистами. Сам начальник жандармской станицы пожаловал. Хорошо зная слабинку пана Шолтеша, Милий сразу же выставил на стол бутылку сливовички. Однако пан Шолтеш первый раз в жизни отказался от угощенья. Спросил только, кто заходил ночью. Старик ответил, что никто. А внуков старика жандарм знал и поэтому, увидев с краю на кровати девушку, даже не стал спрашивать, кто там еще. Уезжая, начальник приказал цестарю весь день ходить по дороге и следить за всеми прохожими.