— Чабан? — обрадовался парашютист и сердечно протянул руку.
Лонгавер крепко пожал ее и поднес к своему лицу:
— Крв?
— Чепуха! — ответил парашютист и вытер лоб, по которому все сильней текла кровь.
— Главичку разбил? — встревожился бача.
— Моей главичке ничего теперь не страшно. Отливали ее на Урале, а закаляли в Сталинграде.
— Сталинград! — Старик обрадовался слову, которое знал уже весь мир. — Рус? Товарищ? — Он снова ухватил руку парашютиста и теперь уже не выпустил, пока не вывел его на полянку.
Русский шел почему-то неохотно. А когда остановились, сказал:
— Надо парашют снять и сжечь, пока горит костер.
— То не можьно! — категорически заявил бача. — Парашют есть добри годвап, — и подумав, добавил по-русски: — шелк. Бабичка платье сделает.
— По нему меня могут найти фашисты.
— Э-э, чловьече! Ту есть партизанский край.
— Ну если это так, парашютом займетесь потом, а сейчас помогите мне найти моих товарищей. Они спрыгнули раньше меня.
— Значит, там, — указал старик на другую сторону голи. — Скоро идем. Зови их, не боись. Ту фашисты нет. Як са волаш?
Парашютист не понял вопроса.
— Я бача Франтишек Лонгавер. А ты?
— А-а, вас зовут Франтишек Лонгавер? Очень приятно. А я Иван, по фамилии… — русский немного замялся, — ну да зовите Березиным. Нашли-то меня под березой. Вот значит, я и есть Иван Березин.
— Ано, ано, Иван Березин, — с удовлетворением закивал старик. — Ян Березин. Янош…
Так они нашли общий язык, средний между русским и словацким, довольно понятный обоим.
Немного прошли по опушке леса, окаймляющего лысую макушку горы, и Лонгавер спросил, почему Иван сначала летел хорошо, прямо к костру, а потом вдруг его понесло к лесу.
— Не понесло, я сам направил парашют подальше от костра. Кто знал, чей он, тот костер, кто его зажег в горах…
На это старик ответил, что теперь в их стране у костров живут лучшие люди, а всякое отребье, прислуживающее фашистам, заняло удобные жилища в больших городах.
— В горах теперь только свои, — убежденно подчеркнул он.
Десантник всей душой чувствовал, что старик — свой человек, и все же не решался говорить, что попал он на этот костер случайно, что ждут его у других костров, зажженных конвертом.
Чтобы не растеряться в воздухе, партизаны выбрасывались в два захода. Второй заход был настолько неудачным, что половина отряда приземлилась километрах в семи от намеченной точки. Иван прыгал в последней четверке, вслед за врачом, которого должен был охранять. Когда парашют раскрылся, десантник осмотрел местность и сразу понял, что сигнальные костры, выложенные в виде конверта партизанами старшего лейтенанта Величко, приземлившегося на неделю раньше, остаются далеко в стороне, а он с тремя товарищами падает на какой-то одинокий костер.
На Украине, где всю войну Иван провоевал в партизанском соединении Федорова, были бендеровцы, которые жгли костры, когда слышали гул советских самолетов.
Случалось, летчики, везшие партизанам ценный груз, сбрасывали его на эти костры. Вот Иван и манипулировал стропами, чтобы унесло его подальше от этого неведомого, одинокого костра. И все-таки встретился с тем, кто его зажег. К худу или к добру?
Раздумывая о том, что ему делать, Иван спросил старика, нет ли на этой горе высокой скалы, откуда можно осмотреть местность.
— Ту ест Камен Яношика, очень древня скала, — сказал старик и предложил свои услуги проводника.
— А овцы? — напомнил Иван.
Лонгавер сказал, что овец стережет пес, более надежный страж, чем самый опытный чабан.
В этот момент в лесу послышался троекратный посвист.
Иван так и встрепенулся. Тут же ответил тихим посвистом и вполголоса позвал:
— Сюда! Все живы?
— Микола знает дело, — послышался басовитый голос, — сбросил на такую горную плешь, что можно устроить целый аэродром!
— Где доктор? — встревожился Иван.
— Сейчас выйдет из леса, — отвечал другой голос, — он опустился в полста метрах от меня.
На поляну вышли двое. Оба в гражданском, как и сам Иван, с автоматами, гранатами, пистолетами. Десантники сошлись, обнялись втроем и минуту помолчали. Потом Иван представил товарищей своему новому знакомому. Те назвались только по именам: Николай и Василий. Иван объяснил товарищам, что у него появился псевдоним: Березин.
— Ну и мы тебя будет звать Березиным, — согласился Василий Зайцев, заместитель командира отряда по разведке.
Бача назвался, поздоровался с каждым за руку и предложил свой кисет.
— Файчи!
Слово не поняли, но догадались, что оно значило, и наперебой стали угощать словака русскими папиросами, а себе в «козьи ножки» взяли по щепотке его табаку.