Ракета помогла.
Выстрелили они на северо-восток, где, как предполагали, находится отряд, а ответная ракета взмыла в противоположной стороне и, описав дугу над их головой, упала недалеко в лесу.
— Значит, наши километрах в двух, не больше, — определил по траектории полета ракеты Николай.
Они почти бегом пустились в обратную сторону. И вскоре встретили двух своих товарищей. Это были десантники Строганов и Ващик — русский и словак, которые сообщили, что теперь нет только Василия Мельниченко, прозванного Дарданеллой за привычку ругаться этим словом.
— Найдется! — бодро сказал Ващик. — Я свой лес знаю…
Родина Ващика была восточнее километров на пятьдесят. И все равно он, словак Владислав Ващик, имел право сказать, что это его лес, родной, знакомый с детства.
— Дарданелл не соринка, не затеряется, — согласился Николай. — Но искать надо.
Мельниченко был самым рослым и тяжеловесным в отряде. На аэродроме даже смеялись, что современные парашюты его не удержат.
Пришли в отряд, расположившийся под большой копной свежего, душистого сена. Обнимались, похлопывали друг друга так, будто бы не виделись целый год.
А ведь и на самом деле секунды свободного, полета под куполом парашюта здесь, над этими горами, стоили бы долгих лет разлуки. Ветер мог разбросать людей так, что и вообще не встретиться им больше. Нет же до сих пор Василия Мельниченко.
— Вам хорошо, — осматривая поляну, уставленную копнами сена, заметил Климаков, — вам сенца подстелили, а вот как там Василий? Вдруг и он в такую же беду попал, как я…
— На поиски Мельниченко отправятся две группы по три человека, — распорядился командир десанта Егоров. Обращаясь к своему заместителю по разведке, он уточнил: — Зайцев, одну группу сам поведешь. В помощь себе возьми Ващика, ему тут легче ориентироваться в родных горах.
Когда разведчики ушли, Егоров выслушал сообщение Николая о встрече с партизанским связным и послал своего комиссара с тремя бойцами и самим Березиным к местным партизанам.
Остальная часть отряда, состоявшего из двадцати двух человек, отправилась на поиски мешков со взрывчаткой и боеприпасами, сброшенных летчиком немного северней.
— Нам, говорите, хорошо: на сено приземлялись, — шагая рядом с доктором, только теперь отвечал Егоров на его замечание об удачном приземлении основной группы. — Это Величко постарался.
— Да, а где же он сам? — встрепенулся Климаков. — У меня к нему письмо от матери.
— Он очень спешил. Только приняли нас и сразу ушли. Тут от добровольцев нет отбоя, а вооружать нечем, так они хотят остановить поезд с боеприпасами и разгрузить.
— Отчаянные!
— Слышал бы ты, как они приземлялись, — улыбнулся Егоров. — Им-то никто соломинки не подстелил. Летели первыми.
— Все живы-здоровы?
— Да живы, но ветром их вынесло на село и приземлялись они на три точки, как сказал Величко.
— Как это?
— На крышу курятника, в речку и на купол церкви. — Егоров внезапно остановился и поднял руку. — Все в лес!
Отряд мгновенно укрылся в лесу. А на дороге, что вилась вдоль опушки леса, по которой партизаны только что шли, появилась пароконная подвода с двумя мужиками, сидящими на сене.
— Подгора, ко мне! — тихо позвал командир словака-десантника. — Йозеф, когда бричка приблизится, слушай, о чем эти люди говорят.
Подгора молча кивнул. Он вообще был не очень-то разговорчивым, а тут обстановка того и требовала.
Лошади тянули воз с большим трудом, хотя сена на нем было с полкопенки. А мужики, одетые в белые шаровары и черные жилетки-коротельки, видать не спешили, все очень уж тревожно посматривали то на лес, то на пройденный путь. Когда они поравнялись с партизанами, притаившимися в кустах, Подгора шепнул Егорову, что по разговору эти мужики ищут партизан. Егоров приказал ему выйти и побеседовать с ними.
Подгора был в красноармейской форме. Он оправил гимнастерку, чуть набекрень сдвинул пилотку с красной звездочкой и, положив руку на автомат, висевший на груди, отправился на переговоры.
Лошади остановились. Сначала до Егорова долетели приглушенное испугом бормотанье мужиков, потом их радостные восклицания и наконец веселый голос Подгоры:
— Товарищ командир, здесь один мой знакомый. Они везут наши мешки!
— Пусть заведут лошадей в лес, — бросил Егоров. — Чтоб с поляны кто не увидел, когда будем разгружать…
Подвода въехала под сень старых развесистых буков и остановилась, тут же окруженная партизанами.
Подгора объяснил партизанам, что мужики — это отец и сын, по фамилии Шагат. Отец работает в лесничестве. А с сыном Подгора служил в армии до начала войны. Сам-то Подгора поехал на восточный фронт, где в удобный момент перешел к русским. А Шагат еще тут убежал из армии, поэтому пришлось ему переселиться в другой район. Отец его — первоклассный слесарь, а чтобы пережить лихолетье, стал рабочим лесничества.