— Где же столько набрать еды и одежды? — удивился Березин.
— А ему помогает профессор Братиславского университета. Сам живет в городе, там нельзя принимать партизан, так он деньги дает мельнику.
Егоров сказал, что слышал уже кое-что об этом профессоре.
— Я одного боюсь, вдруг на мельнице к нашему приходу окажутся гардисты, — заметил Ржецкий.
Проводник успокоил его:
— Но мы же сразу не пойдем к дому без разведки.
Все планы, которые Шагат строил в пути, рухнули сразу, как только они увидели в конце ущелья трубу дома мельника и густо валивший из нее дым.
— Гардисты! — обернувшись к партизанам, сказал проводник.
Партизаны схватились за оружие, а Шагат пояснил, что не видит гардистов где-то рядом, но знает, что они сейчас в доме мельника.
— Почему вы решили, что именно в эту минуту в доме мельника гардисты? — недоверчиво спросил Егоров.
Не отводя глаз от столба дыма, проводник сказал, что мельник обычно топит углем, который дыма почти не дает. А тут из трубы валит мутно-желтый дым. Значит, хозяин на уголь поставил банку с горючей серой. Это условный сигнал — к дому подходить нельзя.
— Я сам принес ему ведро серы и научил, что делать, когда в доме враги. Серный дым заметен даже ночью. Теперь, если мельник угощает гардистов или жандармов сливовичкой, его жена в печке шурует, чтоб сильнее дымило, а сама жарит гостям шпикачки. Это она умеет. А какие делает галушки!
— Ты нам аппетит не разжигай, — дружелюбно оборвал его Березин, — а скажи, что дальше делать.
— Что ж делать! — развел длинными руками проводник. — Ждать. Не будут же тисовские белоручки ночевать у простого мельника!
— А вдруг они нас обнаружат здесь?
— Чего же они пойдут сюда? — удивился Шагат. — Разве им хочется подставлять свои головы под партизанские пули? Они на авто промчатся от села к селу. Схватят где-то глупого парня с ржавым автоматом и выдадут его начальству как главаря партизанского. И заслуга им, и головы на плечах!
Только он это сказал, раздался гул мотора, а за ним протяжный автомобильный сигнал. Потом гул стал быстро удаляться за гору.
Подошли один за другим дозорные. Они тоже прислушивались к удаляющемуся гулу машины.
— Путь свободен, — весело проговорил Шагат и кивнул в сторону трубы.
Дыма над трубой совсем не было.
— Как же так быстро погасили? — недоуменно спросил Березин. — Сера горит очень долго.
— Ее ставили в горшочке, а теперь вытащили из печки, — ответил Шагат. — Пошли.
— А, может, немножко постоим, присмотримся, — сказал Егоров. — Меня смущает, что Владо дал нам этот адрес, а тут вот такие гости. Хорошо хоть вы по дыму все знаете. А сами-то мы так и пришли бы на дымок или совсем не зашли бы в дом. Проводник возразил:
— Не зайти нельзя, мельник все знает о гардистах, где они сейчас и что собираются делать потом. У него большие связи.
— Ну, хорошо, сходите сначала вдвоем с Зайцевым, узнайте, как там, а уж потом видно будет, что делать, — решил Егоров.
— Лучше мы вызовем хозяина и все узнаем, — сказал Шагат.
— Как вы его вызовете?
Проводник молча кивнул: идемте, мол, вперед. Прошли метров сто и остановились в густом ельнике. И тогда Шагат, вынув из-за пояса топорик, стукнул по стволу елочки.
Вскоре хлопнула дверь в доме мельника. Послышалось беззаботное девичье пение.
Сенько знал эту песенку и улыбнулся неожиданному концу, придуманному, видимо, самой певуньей. У девушки война отняла любимый танец — чардаш, о чем она и пела. Этими мыслями он поделился с русскими товарищами.
Шагат вместе с Наташей Сохань пошел навстречу певунье.
Скоро партизаны увидели девушку лет восемнадцати в синем спортивном костюме. Маленькая, как подросток. Из-под небесно-голубого вязаного берета выбиваются желтые, как свежая сосновая стружка, густые кудряшки.
— Маричка! — окликнул ее Шагат.
— Яно? — тихо спросила девушка и синими глазами сверкнула на медсестру. — О-о!
Наташа приветливо кивнула ей. А та заторопилась, когда подошли остальные партизаны:
— Идите, гардисты ушли. Они сделали обыск — боялись, что где-то прячутся партизаны… Заказали большой обед, потом примчался весь запаренный мотоциклист и доложил: по соседству партизаны перебили всех жандармов. Так они уехали, даже не выпив по рюмке сливовички. Хорошо, вы подоспели! Обед не пропадет. Спускайтесь, а я буду смотреть на дорогу.