Жена и дочь мельника вот уже второй час стирали, сушили, гладили, чинили одежду лесных хлопцев. Из темной комнаты он смотрел в щель неплотно прикрытой двери на кухню, где все делалось дружно и бесшумно.
Однако сон все же брал свое. Едва Березин стал погружаться в забытье, как тихо приоткрылась дверь и в комнату проскользнула Маричка.
Легко, бесшумно, как тень, она метнулась к дивану, на котором лежал Егоров. Повесила на спинку стула пахнущее теплом утюга белье. Потом приблизилась к раскладушке, где дремал он, Березин. Остановилась у изголовья. Застыла. Затаила дыхание. И осторожно погладила ремень его портупеи.
Березин окончательно проснулся. Но он не пошевелился. Сердце забилось тревожно в сладкой истоме.
А девушка наклонилась. Горячо, одним дыханием прошептала: «Витязний си!»
Она обожгла его сухие, обветренные губы поцелуем. И убежала.
«Витязный! — мысленно повторил Березин. — Это что ж значит? Храбрый? Отважный? За что она меня так? Ведь ничего обо мне не знает».
Посмотрев на часы со светящимся циферблатом, он поспешно встал. Было двенадцать. А легли в восемь. Пора уходить.
В кухне, стоя с двух сторон возле печки, мать и дочь бросали в кипящую воду галушки. Каждая держала в руках дощечку с тестом, тупым кончиком ножа быстро отрубала маленькие кусочки и сталкивала в кастрюлю.
Маричка, покосившись на Березина, зарделась, склонила голову набок и еще быстрее зачастила ножом. Очистив от теста свою дощечку, она робко сказала, что приходил отец и велел разбудить партизан, накормить и вывести в сосновый лес.
— А чего ж вы не будите? — встревожился Березин.
— Едну минутку еще нех поспят, — ответила хозяйка, мешая русские и словацкие слова. — Когда еще придется в тепле отпочевать?
Умывшись, Иван вернулся в спальню, скомандовал подъем.
За четыре минуты отряд был в полной готовности.
— Я хотела сначала приготовить поесть, а потом будить, — поднимая дымящуюся кастрюлю, сказала хозяйка. — Уж знаю, как солдаты одеваются: раз-раз и готов!
Маричка быстро, словно играючи, расставила тарелки и стала накладывать в них маленькие, аппетитно пахнущие галушки.
— Можно было и не будить нас! — воскликнул Сенько. — Достаточно было поставить на стол эти галушки, и мы сразу проснулись бы!
Мать и дочь счастливо улыбались.
Только сели есть, появился хозяин. Видя, что все тревожно обернулись к нему, он сказал: все пока спокойно. Однако утром могут нагрянуть гардисты. В местечко приехало несколько машин. Прибыли даже эсэсовцы с собаками.
— След! — бросил ложку Егоров. — К вам придут по нашему следу с гор, от последней стоянки.
Мельник лукаво улыбнулся.
— В мою сторону следа вашего нет. Собаки на полпути начнут чихать от махорки. Те четверо, что вас встретили в лесу, дело свое знают…
— Спасибо, товарищ! — Егоров крепко пожал руку мельника. — Я вижу, вы между собою — как солдаты в одном окопе.
— Скоро мы будем с вами вместе, — заверил мельник. — Недолго ждать осталось… Ну, собирайтесь в колибу.
— А в колибу нас поведет Маричка? — заинтересованно спросил Березин.
— Она выведет только в лес. А там вас уже ждут старые знакомые. — И не ожидая новых вопросов, хозяин ушел на свой пост.
Голодными партизаны себя не чувствовали, но все же ели. Когда еще придется вот так в семейном уюте посидеть за столом? Поужинав и простившись с хозяйкой, они вышли во двор, где Маричка уже стояла на горке.
Березин тут же подошел к ней. И понял, что девушка этого ждала, потому что она прошептала:
— Когда будет можьно, зайди, жьду.
Видно у матери узнала эти русские слова.
Он молча сжал обеими руками горячий кулачок девушки.
Уже за домом хозяйка догнала командира. Она сунула ему в рюкзак термос и, смахнув слезу, сошла с тропинки, давая пройти партизанам.
Через полчаса пути шедшие впереди Маричка и Шагат остановились в сосновом лесу, который просматривался на целый километр вокруг. Девушка трижды ударила палкой по молодому, толщиной в руку стволу сосны. И хотя вокруг, казалось, не было ничего живого, ей тотчас ответили таким же троекратным стуком.
Все это время Егоров мучительно пытался угадать, кто встретит их в лесу и поведет в горарню. Предполагал что угодно, только не то, что произошло на самом деле. Из овражка, скрытого за ельничком, вышел бача Лонгавер.
Узнав старого знакомого, командир отряда молча обнял его.