— Спасти удалось только двух… Попроси ребят пусть листовки отнесут, а там подготовим воззвания.
Фримль попутно рассказал о новичках, отведенных к Николаю. Лонгавер, не задумываясь, сказал, что он приветствует такой интернационал и надеется, что Николай сумеет сроднить этих разных людей. Он встал:
— Ну, хорошо. Передашь им листовки. Николаю строго-настрого закажи появляться в населенных пунктах. Пусть он только руководит группой. Его обязательно надо удержать от ухода на восток. Тех, кто бежит из Германии, нужно собирать в отряды. Это самые надежные, самые непримиримые к фашизму люди. Наши многому у них научатся. А продуктов мы подбросим.
Радуясь, что партизанская семья увеличилась, Николай Прибура сразу же расширил нары. Сам сделал перевязку Рудольфу, стал ухаживать за ним как заботливая медицинская сестра.
Все было бы хорошо, если б не Ежо. Тот отчего-то поскучнел, стал раздражительным, разговаривал неохотно. На вопросы Николая, что случилось, просто отмалчивался.
— Ты, может быть, не доверяешь новичкам, — спросил, его Прибура наедине.
— Было бы кому доверять! — буркнул Ежо. — Когда это богатеи чехи делали добро для словаков? Ты ничего ведь не знаешь… А мадьяры? — еще злее продолжал он. — Феодалы!
— Что-то не похож этот замученный Пишта на феодала! — оборвал его Прибура.
— А ты историю почитай! Кто грабил Словакию и Моравию? Мадьяры!
— Да не такие же, как Пишта!
— Ну, конечно, настоящие феодалы!
— То-то же! А чего ж ты на этого взъелся? — Николай посмотрел прямо в глаза Ежо. — Отец Пишты и дед, а, может, и прадед были шахтерами. Чего у них общего с феодалами? Разбираться же надо!
— Все равно мадьяры…
— Ну знаешь! Чему вас только в школе учили?
— Этому и учили, — огрызнулся Ежо.
Николай прекратил неприятный разговор, чтобы избежать ссоры, а про себя решил обязательно переговорить обо всем с Фримлем.
Эмиль пришел как раз в тот же вечер. Он был такой веселый, словно кончилась война, и на всей земле воцарился мир.
— Ну, как вы тут? О-о, нары расширили! Здесь теперь можно еще двоих поместить.
— Погода плохая, может, кто и забредет, — сказал Николай. — Мы будем рады, особенно если с автоматом.
— Как твоя рука, Рудо? — спросил Фримль.
— Уже почесывается, значит заживает, — улыбнулся тот.
— Вот и хорошо.
Фримль развязал свой рюкзак, вытащил оттуда три пачки листовок, отдал их Николаю и сказал, куда надо отнести и как себя при этом держать.
— Насчет осторожности меня предупреждать не стоит, — заметил Прибура. — Под шальную пулю голову не подставлю, да и других не пущу. А сейчас надо бы об одном деле поговорить…
Ежо, словно почувствовав, что речь пойдет о нем, закутался в одеяло и втянул голову в плечи. Жаль его, конечно, но ведь молчать тоже нельзя.
— В бой, на задание можно идти только с тем, кому доверяешь, — начал Николай. — А тут… — Он замялся. — Тут вот что получается… Когда я учился в школе, считал: Чехословакия — это одно государство, чехи, словаки и мадьяры, это, как у нас украинцы, белорусы и русские…
— Э, чловьече! — качнул головой Эмиль, — больше и не говори, мне все уже ясно… Догадываюсь, что тут у вас заварилось… Чего ж вам делить-то? — Он обвел всех добрым отцовским взглядом. — Вот вас только четыре нации и не помирились…
— Разве мы ссоримся?! — вспыхнул Ежо.
— Я понимаю, что вы не ругаетесь. Может, даже помогаете друг другу. Но семьи, дружной, настоящей семьи не получается. Так ведь?
— Это правда, — подтвердил Рудольф.
Пишта виновато кивнул. Остальные промолчали.
— Видишь, Николай, было это и у вас. Может, ты знаешь об этом только из книг. А я когда-то пешком прошел половину России. И насмотрелся и наслушался, — сказал Фримль. — Богатые натравливали народ на народ. Устраивали всякие погромы, резню. И доставалось от этого только бедным. У вас с этим покончено, у нас еще продолжается. Гитлеру да Тисо это только на руку…
И тут первый раз за пять дней молчун Пишта задал вопрос:
— Товарищ Прибура, неужели у вас теперь богатых нет совсем?
Николай от удивления высоко поднял брови:
— Ты этого не знаешь?
— Я учился только один год… — ответил Пишта. — Значит, у вас богатых нет ни одного?
— Конечно!
— И все люди живут дружно?
— Как братья!
— А мадьяры тоже братья?
— Конечно же!
— Тогда возьми меня после войны в Москву! Родни у меня все равно теперь нет, и дома нет. Дом наш спалили, родных вывезли в Бухенвальд. Оттуда ведь не возвращаются…