– Это преувеличение, мама́, и ты сама это прекрасно понимаешь. В Байембе нет никакой войны. Талусский манса не осмелится на вторжение, пока граница находится под защитой ширландских солдат.
На это мать только хмыкнула.
– Думаю, тому, кто – после двухсотлетней оккупации! – выгнал ахиатов из Элерки, смелости не занимать. И даже если не нападет он, кто может поручиться за этих ужасных иквунде?
– Их отделяют от Байембе все мулинские джунгли, – раздраженно напомнила я. – Не считая, конечно, рек и ширландских войск, что стоят там на страже. Мама́, весь смысл нашего военного присутствия в Байембе – в обеспечении безопасности этих земель.
Мать смерила меня до жути серьезным взглядом.
– Изабелла, солдаты не могут устранить опасность. В их силах лишь уменьшить ее.
Да, все свое ораторское искусство я унаследовала от матери, но в тот момент была не в настроении восхищаться ее формулировками. Как и радоваться ее осведомленности в делах политики – кстати сказать, крайне удивительной. Ширландские дамы ее положения, да и большая часть мужчин тоже, вряд ли смогли бы назвать две эриганские силы, вынуждавшие Байембе искать помощи за рубежом – иными словами, в Ширландии. Джентльменов в те времена интересовало только крайне однобокое «торговое соглашение», согласно коему в Ширландию шло байембийское железо и прочие ценные ресурсы, за что байембийцы позволили нам разместить по всей своей земле солдат и построить колонию в Нсебу. Леди же подобными вещами не интересовались вовсе.
Уделяла ли мать всему этому внимание прежде или занялась самообразованием, прослышав о моих планах? В любом случае я собиралась сообщить ей эту новость вовсе не так. Как именно – я еще не решила: я раз за разом откладывала это дело, насколько понимаю сейчас, из чистой трусости. И вот он, результат – неприятная сцена на глазах у невестки, судя по вежливой гримасе, застывшей на лице, прекрасно знавшей, чем кончится наша встреча.
(Внезапно шевельнувшийся в мозгу червь подозрения подсказал мне, что знал об этом и Пол. Встреча с лордом Мелстом – ну да, конечно! Как жаль, что ему пришлось уехать именно к моему появлению!)
Что ж, по крайней мере, это означало, что к попрекам матери не присоединятся союзники.
– Будь там настолько опасно, – сказала я, – министерство иностранных дел ни за что не позволило бы гражданам путешествовать в Эригу, не говоря уж о том, чтоб там селиться. А оно позволяет и то и другое. Что ты на это скажешь?
Ей вовсе ни к чему было знать, что одна из непрестанных задержек нашей экспедиции была связана именно с попытками убедить министерство иностранных дел дать нам визы.
– В самом деле, мама́, какие войны? В Эриге куда больше следует опасаться малярии.
Не знаю, что меня дернуло за язык, но с моей стороны это было чистым идиотизмом. Глаза матери странно блеснули.
– В самом деле, – сказала она так, точно эти слова были застывшим на морозе стеклом. – Однако ты намерена отправиться в этот рассадник тропических заболеваний, даже не подумав о собственном сыне.
Ее обвинение было и справедливым, и в то же время – нет. Действительно, я думала о сыне не так много, как можно ожидать. После его рождения у меня оказалось так мало молока, что пришлось нанимать кормилицу, и меня это более чем устраивало: маленький Джейкоб слишком напоминал своего покойного тезку. Теперь он, двухлетний, отнятый от груди, находился на попечении няни. Согласно брачному контракту, я была весьма щедро обеспечена, но большая часть этих денег шла на научные исследования, а книги о нашей экспедиции в Выштрану – научная работа под именем мужа и мои собственные пустопорожние путевые заметки – не принесли тех доходов, на какие можно было надеяться. Однако из того, что оставалось, я щедро платила за заботу о сыне – и вовсе не потому, что вдове второго сына баронета не пристало выполнять эту работу самой. Сама я просто не знала бы, что делать с Джейкобом.
Люди часто полагают, что все премудрости материнства – вещь чисто инстинктивная: дескать, как бы мало женщина ни смыслила в уходе за детьми до рождения собственного первенца, сам факт половой принадлежности обеспечит ей все необходимые навыки и способности. Это в корне неверно даже на грубейшем биологическом уровне, что подтверждается отсутствием у меня молока, и уж тем более неверно на уровне социальном. В последующие годы я начала понимать детей с точки зрения натуралиста: я знакома с процессом их развития и могу оценить это чудо прогресса по достоинству. Но в то время маленький Джейкоб был для меня существом куда более загадочным, чем дракон.
Так кто же сможет ухаживать за ребенком лучше – женщина, занимавшаяся этим прежде, оттачивавшая свои навыки годами и любящая свое дело, или неумеха, не получающая от этого ни малейшей радости и считающаяся пригодной для данной работы в силу одного лишь прямого биологического родства? Мое мнение было целиком на стороне первой, и потому я не видела разумных причин, препятствующих поездке в Эригу. Вот с этой точки зрения я очень даже думала о сыне!