— Он не умер, — вдруг вырвалось у Мануэлы.
Питанга была потрясена. Она привыкла думать, что ее отец умер, что его нет на свете. Значит, мама все время скрывала от нее правду? Зачем? Где ее отец? Кто он? Питанга засыпала мать вопросами, и Мануэла была вынуждена рассказать ей свою печальную историю.
Конрад, так звали отца Питанги, был моряком, молодым и красивым. Они познакомились с ним в тот самый прекрасный в жизни Мануэлы день, когда на нее надели корону морской королевы. Конрад пригласил ее на танец. Они влюбились друг в друга…
— Но если вы любили друг друга, — перебила ее Питанга, — почему он ушел? Ушел, даже не узнав про меня, есть я или нет?
— Мы тогда жили в деревне, — объясняла мать. — Я и твой дед. Женщины косились на меня. Я была очень веселой и общительной. Я жила спокойно и безмятежно, как будто этот мир был для меня большой игрушкой, в которую я играла… Я отдалась Конраду со всей страстью, но твой отец не хотел связывать себя никем и ничем… — Глаза у Мануэлы сделались мечтательными от нахлынувших воспоминаний. — Он был как зверь лесной. Хотел быть свободным. Его судьба — весь мир. Его жена — приключение… И он оставил меня, уплыл далеко, на Восток. Мы больше не виделись.
— А почему тебя выгнали из деревни? — спросила Питанга.
— Это произошло несколько позже, — лицо Мануэлы омрачилось. — Но до того как Конрад оставил меня, Самюэль пытался объясниться с ним. Они даже подрались. Но Эстер поняла все не так. Она решила, что я посягаю на ее мужа, долгое время мучилась ревностью, а потом подбила женщин, чтобы они выжили меня из деревни…
Питанга счастливо зажмурилась.
— Мама! Значит, у меня есть отец! Я знаю, что он жив, я это чувствую!
Мануэла покачала головой:
— Жив или нет — какой нам в этом прок. Он никогда не вернется, Питанга.
Питанга зажала ей рот ладонью.
— Не говори так. Я буду жить надеждой. Я уверена, отец когда-нибудь даст знать о себе!
Перед приходом Летисии для свидания с сыном в его доме Франсуа уговорил Марию Соледад с Франшику пойти куда-нибудь прогуляться.
— Почему мы должны уходить! — ворчал Франшику, одеваясь.
— Но ведь это дом Франсуа, — смущенно напомнила сыну Мария Соледад.
Это такая мелочь, что о ней нечего и говорить, — небрежно заметил Франшику, тем не менее позволяя увести себя.
Мария Соледад удалилась вместе с сыном, перед уходом пообещав Франсуа научить Франшику приличным манерам.
Летисия и Витор пришли почти одновременно. Летисия очень волновалась, зато Витор был совершенно спокоен. Он не рассчитывал услышать ничего нового.
— Ты был еще совсем ребенок, — стала рассказывать Летисия, — а Иванильда была тогда вашей нянькой… Я многое от вас с Амандой скрывала, мне хотелось, чтобы вы думали об отце хорошо. Но теперь я расскажу тебе все.
…Жорди, ее муж, был болезненно ревнив. Она никогда не изменяла ему, но он ей не верил. У них не раз случались страшные сцены. Она просила развод, но Жорди воспринял это ее предложение как доказательство ее вины. В тот день они, как это случалось часто, поссорились. Все произошло из-за звонка друга, которого она давно не видела. Жорди был нетрезв, он набросился на нее с упреками и стал ее бить. Она упала на стеклянный столик и порезалась до крови. На лестнице, послушно прижавшись друг к другу, сидели дети, одетые для прогулки вместе с Иванильдои. Жорди схватил жену за горло, стал душить, и тогда она, чтобы высвободиться, изо всех сил толкнула его… Он зацепился за ковер лестницы наверху и покатился вниз. Это был несчастный случай… Да, она действительно толкнула его, но только для того, чтобы защититься от его жестокости, чтобы не было такого… например…
С этими словами Летисия расстегнула платье и показала сыну длинную царапину — след глубокой раны, которую она получила тогда, порезавшись о стеклянный столик. Царапина шла через весь бок.
— Это единственное видимое доказательство того, что твой отец обращался со мной жестоко, — проговорила она. — Душевная мука не в счет. Это было еще хуже, но от слов, упреков, обвинений следов не остается. Мне очень жаль, мой мальчик…
— Дай еще посмотреть, — проговорил Витор. Летисия снова показала ему шрам.
Лицо Витора как будто смягчилось.
— Прости меня, мама… Я не думал о тебе и вел себя как последний эгоист. Мне и в голову не приходило подумать о твоих чувствах, о том, что пришлось тебе пережить. Прости меня, — и Витор вдруг разразился неудержимыми рыданиями.
Летисия испугалась, стала его успокаивать. Витор рыдал, уткнувшись лицом в ее колени.