— Я знаю, Витор хитрит, обманывает тебя, — убеждал он Оливию.
Оливия была разочарована. Она никак не ожидала увидеть Дави в такой жалкой роли, в роли клеветника. Ей и в голову не приходило, что он способен на такой грязный поступок.
— Оливия, ты не права, — перебил ее Дави. — Мне не хотелось влезать в твою жизнь. Я понимаю, что вышел из игры. Не ради себя я хочу спасти тебя от гибели.
— Спасти? — насмешливо переспросила Оливия. — Дави, я не ребенок и не нуждаюсь ни в чьих заботах. И нечего рисовать Витора чудовищем! Вспомни, вы с ним были друзьями! В те времена ты очень хотел, чтобы я приняла Витора. И теперь мне печально видеть, как ты сочиняешь про него Бог знает что! Сказал бы честно, что хочешь нас рассорить.
— Оливия, он тебя дурачит, — со всей убежденностью, на которую он только был способен, повторил Дави.
На мгновение у Оливии промелькнуло сомнение. А что, если Дави прав? Уж слишком искренний у него голос, слишком ясным взглядом он смотрит ей прямо в глаза!.. Но нет, этого не может быть! Это предательство — усомниться в Виторе.
— Оставь меня в покое, — резко сказала она. — Я не верю ни одному твоему слову!..
Не только Веласкесы были обрадованы до глубины души помолвкой Витора — такая же радость царила в доме Серены.
Кассиану обычно не читал газет. Но сегодня он был в городе и вместе с другими покупками привез оттуда и свежий номер субботнего приложения к «Вестнику». Открыв его, Кассиану присвистнул:
— Мама, иди скорее сюда! Асусена спасена!
— Что, в газете написано про Асусену? — засмеялась Серена.
Кассиану принялся читать вслух:
— «Сеньор и сеньора Бонфини сегодня вечером принимают гостей по случаю помолвки своей дочери Оливии и молодого Витора Веласкеса, наследника одного из самых больших состояний на северо-востоке страны…» Этот бандит женится, — ликовал Кассиану.
Серена перекрестилась.
— Наконец-то! Господь услышал мои молитвы. Мы избавимся от этого типа!
— Я рада, что вы так довольны, — послышался голос Асусены.
Никто не заметил, как она вошла в комнату. Асусена была бледна как полотно…
Поздно вечером Витор царапнул пальцем в ее окошко, и Асусена, чтобы окончательно объясниться с ним, выскользнула на улицу. Сердце у нее сильно билось.
— Тебе не повезло, — проговорила она насмешливо. — У нас почти не читают газет, но на этот раз судьба была против тебя. Я узнала о твоей помолвке. Как же я была слепа! Все пытались открыть мне глаза, а я тебе верила, как последняя дура.
Но Витор и не думал смущаться.
— Не обижайся, Асусена. Помолвка — это тактический прием. Да, я буду считаться женихом Оливии, меня к тому вынудили. Дед хочет, чтобы я женился на ней, потому что она богата, понятно тебе? И я был вынужден притвориться, что старик может на меня рассчитывать. Он уже говорил, что может лишить меня наследства. Он уже один раз выставил меня с предприятия — ты знаешь. Я должен воспользоваться ситуацией, чтобы выйти из нее с деньгами и с любимой женой, то есть с тобой…
— То есть, ты не собираешься жениться на Оливии? — недоверчиво спросила Асусена, она и верила, и не верила Витору.
— Мне жаль Оливию, — пожал плечами Витор, — она чудесный человек… Но мне надо играть свою роль до тех пор, пока не подвернется подходящий момент, чтобы выйти из игры… Я люблю только тебя, Асусена.
В голосе его было столько неподдельной искренности, что Асусена не могла больше сомневаться. Витор достал из кармана кольцо и надел на ее палец.
— Это символ нашей любви, — объяснил он. — Ты — моя настоящая невеста. И другой у меня не будет… Только сохрани наше с тобой обручение пока в тайне. Но наедине я так и буду называть тебя — моя прекрасная невеста…
Поездка в Кюрасао и обратно заняла у Франшику чуть более двух суток.
Мария Соледад встречала его в аэропорту.
— Ну что? Удалось вернуть деньги? Франшику спросил ее, а когда ему что-то не удавалось.
— И деньги у тебя с собой? — недоверчиво спросила мать.
— Конечно, — небрежно произнес Франшику, хлопнув по дипломату, — осталось сделать последний шаг. Поехали к Гаспару.
Мария Соледад поняла мысль сына и от души одобрила ее.
Зато Гаспар изо всех сил отказывался от денег, не желал их брать, пока Франшику не заявил ему, что они сейчас же вдвоем с матерью встанут перед Гаспаром на колени.
— Но как это можно, Франшику! — возражал Гаспар. — Никакого долга за тобой не было. Ты ничего плохого мне не делал!