— Так поменяй все! — горячо сказал Франсуа. — И почему бы тебе не начать прямо сегодня!..
Витор был дома. Увидев мать и Франсуа, он сделал движение навстречу к ним, но Летисия в ужасе попятилась:
— Не дотрагивайся до меня! Меня от тебя тошнит!
— Что случилось, мама? — принял удивленный вид Витор. — Что с тобой?
— Ты циник, — брезгливо отстраняясь от него, проговорила Летисия. — Да, циник… или вконец больной человек. Ты все это время ломал комедию, вел себя как ягненок, ласкался ко мне, а сам тем временем затеял против меня расследование. Ты сумасшедший!
С лица Витора будто мгновенно сошла маска. Оно сделалось холодным. Глаза его сузились от бешенства.
— Я? — ледяным тоном переспросил он. — Нет, это ты у нас сумасшедшая! Ты убила отца и жила так, словно ничего не произошло! Да, я притворялся! Этому я научился у тебя! И я был готов притворяться до того момента, когда бы упрятал, наконец, тебя за решетку! А-а, вот и твой любовник явился, — заорал Витор, указывая на действительно входящего в дом Рамиру, — это от него у тебя шрам, который ты мне показывала, а не от моего отца! Вы и тогда уже были любовниками! И он тебе, как гулящей женщине, и оставил на теле свою метку!
Одним ударом Рамиру сбил Витора с ног. Франсуа схватил Рамиру за руку, а Летисия бросилась к сыну. Но Витор ее оттолкнул.
— Это Рамиру звонил тебе в тот день, когда ты убила отца! Вы вместе с ним обо всем и договорились! Ты — подлый сообщник убийцы!
Рамиру растерянно обернулся к Летисии:
— О чем он говорит, Летисия?
— Я говорю об убийстве моего отца, — завопил Витор, — и не притворяйся, будто ничего не знаешь! Ты ее на это и подбил, не так ли? Ну и как вы потом жили? Посмеивались, да? Это вас возбуждало?
— Замолчи, сосунок, — вне себя от бешенства заорал Рамиру.
— Ну, заставь меня заткнуться! — истерически взвизгнул Витор. — Бей меня! До крови! Моей матери нравится кровь!
Вырвав свою руку из рук Франсуа, Рамиру ударил Витора по лицу.
Летисия бросилась на Рамиру как тигрица, защищающая своих детенышей.
— Не смей его бить! Он — мальчик. А ты — взрослый мужчина!
— Ну давай, давай, — крикнул ей Рамиру, — защищай свое маленькое чудовище! Своего выродка!
— Ты на своих детей посмотри! — прокричала в ответ Летисия. — Твой Кассиану, кроме кулака, ничего больше не признает! А Асусена, эта тихоня! Она притворщица!
— Я не позволю тебе так говорить о моих детях, — разъярился вконец Рамиру.
— А я не позволю бить моего сына! Вон отсюда! Когда Рамиру ушел, хлопнув дверью, Витор расхохотался как сумасшедший:
— Ну, мама, скажи мне спасибо, что я тебя подтолкнул к этому! Ведь ты и сама подумывала о том, как бы выкинуть его на улицу! Тебе надоела эта рыбная вонь в постели, не так ли?!
Неизвестно, как бы долго еще Оливия находилась в заблуждении относительно Витора, если бы не Дави.
Однажды Дави позвонил ей и тоном, не терпящим возражений, заявил, что будет ждать Оливию через десять минут возле своего дома в машине. Что-то было в его тоне такое, что Оливия не стала отнекиваться, а сказала, что сейчас выйдет.
В машине Дави не стал ей ничего объяснять. Он гнал свой автомобиль по направлению к парку Франшику. Заинтригованная его поведением, Оливия тоже молчала.
Они вышли возле парка. Дави повел Оливию к небольшой эстраде, на которой по вечерам выступали певцы и фокусники. Они протолкнулись сквозь танцующие пары к самой эстраде — и тут Оливия поняла, зачем Дави привез ее сюда.
На эстраде стоял Витор и, глядя на улыбающуюся ему внизу Асусену, говорил в микрофон:
— Музыка, которую вы только что слышали, посвящалась одной девушке, которую я люблю больше всех на свете. Ее зовут Асусена…
Оливии показалось, что все вокруг нее — люди, деревья, растения — закружилось, как будто она стояла внутри бешено вращавшейся воронки. Она бы упала, если бы Дави не поддержал ее. Еще у нее было чувство, будто на ее глазах умер любимый человек, и не просто умер, но стал разлагаться, утрачивая не только маски, которые носил при жизни, но и плоть, жилы, кости…
— Я не хотел тебя расстраивать, Оливия, — сочувственно произнес Дави, — но ты должна была своими глазами увидеть, что это за человек.
Оливия кивнула и, сделав Дави знак, чтобы он оставался на месте, протиснулась к Витору и Асусене. Она ожидала увидеть на его лице смущение, замешательство, стыд, но Витор остался невозмутим.
— Как дела, доктор? — спокойно спросил он. — Извини, нам пора. Асусена, мы уходим.
— Нет, так просто ты не уйдешь, Витор, — проговорила Оливия. — Если в тебе есть хоть капля мужества, объясни мне…