После всех огорчений, которые причинил семье Витор, Аманда почувствовала, что ей хочется куданибудь уехать. Попутешествовать. Разобраться в себе, оказавшись вдали от дома.
Ее решение было воспринято матерью и дедом без особого восторга, но они понимали желание Аманды. Девочке пора приучаться к самостоятельной жизни. Возможно, путешествие по Европе ее чему-нибудь научит. Одним словом, Гаспар заказал внучке билет на самолет.
Эстела выразила желание тоже проводить ее, но Аманда вдруг сказала:
— Нет-нет, тебе надо беречь себя. Оставайся дома.
— Это почему же? — удивился Гаспар. Аманда с Эстелой обменялись смеющимися
взглядами.
— Скажи деду, Эстела, скажи, — попросила Аманда. — Я хочу увидеть, как он запляшет от радости.
— У меня есть для этого повод? — поинтересовался Гаспар. — В самом деле? Что у вас за секреты от нас с Летисией?
— Аманда беспокоится о своей тете, — загадочно сказала Эстела.
— Какой еще тете? У нее нет тети, — не понял Гаспар.
Аманда подмигнула деду:
— Никогда не поздно завести тетю… или дядю… Я, правда, буду старше их на восемнадцать лет.
Летисия догадалась первая, о чем идет речь:
— Не может быть, Эстела! Ты беременна?! Эстела шутливо ткнула ошеломленного Гаспара в бок.
— Похоже на то, Летисия. Этот человек снова будет отцом.
В неудержимом порыве радости Гаспар подхватил жену на руки.
— Стоп, стоп! — воспротивилась Эстела. — На руках будешь носить меня позже… вернее, нас обоих — меня и ребенка.
Гаспар был готов плясать от счастья вместе с Эстелой на руках.
— Дорогая… — восторг буквально переполнял его. — Ну… не знаю, что сказать!
Аманда потянула деда за рукав.
— Поставь Эстелу на землю. У нее может голова закружиться.
— И ты все знала и молчала, предательница! — упрекнул внучку Гаспар.
— Молчала, дед. Представляю, как теперь с ребенком будут носиться в этом доме. Теперь он займет мое законное место младшенькой, — проговорила Аманда. — Только смотри, дед, не слишком сюсюкайся с мальппом!
На другой день после свадьбы Далилы и Кассиану Эстер забежала к Серене.
— Послушай, кто сегодня пойдет торговать? Вообще-то очередь Далилы, но, кажется, Асусена обещала ее заменить…
Серена толкнула дверь в комнату дочери — и ноги у нее буквально приросли к полу.
…Асусена с Витором, обнявшись, лежали в кровати. Асусена спрятала голову под одеяло.
Но Витора, похоже, ничем нельзя было смутить.
— Здорово, теща! — поприветствовал он остолбеневшую Серену и, потянувшись, добавил:
— Завтрак уже готов?
Серена еле сумела справиться со столбняком.
Окно было раскрыто настежь, и ей стало понятно, каким образом Витор проник в комнату ее дочери незамеченным.
— А ну-ка убирайся отсюда! Какой же ты мерзавец! Уходи, как вошел! Как шкодливый кот! — и она гневным жестом указала Витору на окно.
— Мама, — подала голос из-под одеяла Асусена. — Мама, он…
— Не надо, любимая, — отверг ее заступничество Витор. — Я не хотел, но так получилось. Мне больше ничего не оставалось, донна Серена… Как еще я мог заставить вас понять, что я люблю вашу дочь и хочу на ней жениться!
— Убирайся, — повторила Серена, отвернувшись.
Витор выскользнул из постели и стал натягивать на себя майку и шорты.
— Мама, — жалобным голосом повторила Асусена.
— Иди умойся, — брезгливым тоном сказала ей Серена. — Смой с себя грязь этого подонка. Я жду тебя в комнате.
Эстер слышала весь этот разговор.
— Бог мой, Серена, — сказала она, — что же теперь делать? Похоже, твоя дочь и вправду попала в лапы этого негодяя! Пойди разыщи Рамиру. Тебе надо с ним посоветоваться, как теперь быть!
Глава 34
Рамиру не чувствовал себя одиноким в своей хижине на берегу моря.
Гораздо большее одиночество он ощущал в особняке Летисии. Там он чувствовал себя большим зверем, посаженным в клетку. Любовь, которую он испытывал к Летисии на протяжении долгих лет, ушла. Свеча, горевшая на ветру, погасла, когда ее внесли в некое безвоздушное пространство.
Они вдвоем с Летисией могли восстать против всего мира, враждебно настроенного против них, но борьба друг с другом оказалась бесплодной, и в результате нее погибла любовь.
Теперь он понимал, что это была не любовь, а страсть, страсть, которую питала фантазия, а любовь, настоящую, искреннюю, неподдельную, он испытывал лишь к одному человеку — Серене.