— Если услышу, то буду рад, лишь бы не видеть, — съязвил Франсуа.
* * *
Серена не собиралась скрывать от Рамиру ни драки Кассиану с Витором. ни посещения Летисии. Однако сразу рассказать обо всем этом мужу она не смогла. Ей нужно бьто собраться с духом и словно преодолеть какую — то преграду: слишком уж больно задели ее слова Летисии о том, что Рамиру, несмотря на их долгую совместную жизнь, ей. Серене, все таки не принадлежит.
Видя душевное смятение Серены, Рамиру сумел вызвать жену на откровенный разговор. Высказав все, Серена заснула. Зато Рамиру не спал до утра.
Вторжение семьи Веласкес в его жизнь было похоже на наваждение. Долгие годы он жил спокойно, постаравшись забыть об их существовании. У него была хорошая жена, он растил своих детей, в поте лица добывая для них хлеб. Он любил и свою работу — любил море — то гневное, то ласкавое, выслеживание косяков, искусство вылавливания рыбы и живое серебро, которое вдруг переполняло баркас. Долгое время он чувствовал себя хозяином жизни. Жена была послyшна ему во всем, и детей она тоже растила в поcлyшании.
Умел он договориться и с морем, совладать с ветром, добыть рыбу, креветок, лангустов. Но вот опять в его жизнь вторглась стихия, с которой он не мог совладать. Стихия эта звалась любовью.
Летисия была права: он ничего не забыл, потому — то и хотел, чтобы стихия эта обошла стороной и его дочь. Ему хотелось по — прежнему чувствовать себя хозяином своей жизни. Засыпать со спокойным сердцем и просыпаться с ясным взором. В размеренной жизни Соаресов не должно быть Веласкесов. Соаресы живут на одном берегу, Веласкесы — на другом, и вместе им делать нечего!
К такому выводу пришел Рамиру после бессонной ночи и поутру отнравился в город к Летисии.
Когда он пришел, Летисия еще не встала. Она замахала руками на Нейде, которая сказала ей, что рыбак Соарес ждет внизу, желая повидать хозяйку.
— А я не желаю! Пусть уходит! Скажи, пусть уходит немедленно! Я его не приму! Этих варваров …
Но Рамиру не ушел — он вошел к Летисии в спальню, когда понял, что может уйти от нее несолоно хлебавши.
— Скажи мне в лицо все, что думаешь. Летисия! — попросил Рамиру мрачно. — И я тоже скажу тебе кое — что.
— Выйди, Нейде, — распорядилась Летисия, — я сама разберусь с сеньором Соаресом! Нам с ним в сaмом деле, есть о чем поговорить.
Летисия и не подумала накинуть халат, прикрыть грудь, плечи. — она так и осталась в полупрозрачной ночной рубашке. Сказал же Рамиру, что для него нет ничего дороже семьи, так что ему за дело, в чем там Летисия?!
Взгляд Рамиру следовал за Летисией не отступно, глаза его говорили, что видят они одну Летисию, что любит он Летисию, хочет Летисию, что он истосковался, изголодался по Летисии, в то время как губы его выговаривали совсем другое.
— По какому праву ты ворвалась в мой дом? Оскорбляла мою жену? Угрожала полицией? — спрашивал Рамиру. — По какому праву твой сын не дает шагу ступить моей дочери? Уйми его, Летисия! Запрети раз и навсегда появляться в наших краях, и тогда ты избавишь и нас и себя от неприятностей!
— Мой сын влюблен. И это самое большее, в чем его можно обвинить, — высокомерно отвечала Летисия. — Его избили, он ниного и пальцем не тронул! А ты оскорбил и унизил меня в моем собственном доме перед всеми, кто в нем собрался! Вы — дикари и живете по варварским, кровавым законам! Вы ничего не понимаете в любви!
— Если твой сын любит так же, нак когда — то любила ты, Летисия. — угрюмо сказал Рамиру, — то эта любовь не протянет и до осени! Моя дочь заслуживает большего!
— Не дай Бог кому — нибудь столько мучиться из — за своей любви, Рамиру, как мучаюсь я, — заговорила вдруг Летисия совершенно другим тоном, — мучиться целую жизнь из — за мимолетной слабости, трусости, из страха перед неудержимостью собственных чувств! — Летисия говорила горько, искренне, и было понятно, что юное чувство живет в ней, что она до сих пор была неравнодушна к этому человеку.
Помимо своей воли эти двое тянулись друг к другу. Любовьих оборвалась насильственно и теперь предъявляла права на жизнь. Любовь уходит только тогда, когда доживает до своего естественного конца, но эта любовь была еще полна сил. Чем больше пренебрегали ею, тем громче она говорила.
Странный двусмысленный диалог Летисии и Рамиру прервал Витор. Он услышал мужской голос в материнской спальне, узнал от Нейде, что отец Асусены посмел ворваться к Летисии, и счел своим долгом встать на защиту матери.
Но Летисия невольно принялась защищать Рамиру. Если ей неприятно было вторжение Соареса, то еще менее приятно было бестактное появление сына. Летисия не желала, чтобы жизнь ее контролировалась. Она считала, что вполне способна разобраться со своими проблемами сама. Правда, на этот раз все неприятности были связаны с Витором, и она невольно потребовала от сына объяснений.