А наутро первый звонок был от Франсуа. Трубку взял Витор. Услышав мужской голос, он мгновенно внутренне насторожился, но трубку передал матери с улыбкой.
— Я так и не уснул после нашего вчерашнего вечера. Твой поцелуй жег мне губы. Мне не терпится увидеть тебя снова. Я заеду за тобой, и мы вместе пообедаем, — в голосе Франсуа было столько ласки, столько нежности.
— У меня возникли очень серьезные осложнения, — ответила Летисия. — Ситуация переменилась, и я просто не знаю, что сказать …
— Тем более! Значит, нам просто необходимо увидеться. Я заеду за тобой! — уверенно и энергично пообещал Франсуа.
— Да, вообще–то ты прав. Хорошо, — согласилась Летисия.
Витор по–прежнему был настороже. Для начала ему нужно было уточнить, кто это звонит матери в таной ранний час.
— Нужно раз и навсегда запретить секретарше давать номер твоего домашнего телефона клиентам. Беспокоить тебя в такой ранний час, — высказал сын свое недовольство.
Погруженная в свои мысли, Летисия рассеянно посмотрела на него.
— Это не клиент, — сообщила она, — скорее всего, это будущий сотрудник. Пока он – друг, у него есть кое–какие предложения по отделке яхт. По профессии он архитектор.
— Друг отца? — уточнил Витор.
— Нет, деда, — ответила Летисия.
Такое пристальное внимание Витора к звонку было неприятно Летисии. Ей очень мешало то, что Витор так настойчиво вторгается в ее личную жизнь.
* * *
После того как Витор стал энергично заниматься делами фирмы, он только и делал, что всех контролировал. По существу, он мало еще что смыслил в делах, но уже хотел, чтобы служащие воспринимали его как хозяина, и к тому же как доброго хозяина. Поэтому он всем говорил о новшествах, о повышениях по службе, об увеличении окладов. Друг семейства заинтересовал Витора с разных точек зрения, он наметил себе непременно с ним познакомиться, простился с матерью и заторопился на работу.
Одним из тех, кого Витор стремился расположить к себе, был Дави, которого Витор всячесни ободрял и поощрял. Он уже пообещал ему и прибавку к жалованью, и повышение по службе.
Окрыленный новостью, Дави понесся к Оливии.
Он спешил обрадовать ее: теперь они могли назначить день своей свадьбы.
Однако Оливия ничуть не обрадовалась и к обещаниям Витора отнеслась более чем скептически. Ей был крайне неприятен этот молодой человек. Она подозревала его в двуличности и непорядочности. И в связи с этим энтузиазм Дави был ей тоже очень неприятен. Он бросал какую–то недобрую тень на ее жениха, и она тем более не хотела торопиться со свадьбой.
— По–моему, тебя хотят использовать на твоей новой должности, а потом от тебя избавиться. — сказала она Дави.
— Как ты можешь так думать. Оливия?! — возмутился он.
— Не будем торопиться со свадьбой. Мы достаточно долго ждали, чтобы подождать и еще немножко. Посмотрим, что будет.
— Мне уже кажется, дело не в Виторе, а в тебе. Мне кажется, что ты просто оттягиваешь нашу свадьбу, — в запальчивости высказал свои подозрения обиженный Дави.
— Ну зачем ты так? — мягко ответила Оливия. — Сейчас не время ссориться, я много работаю и так устою у себя в больнице. Не забывай, я только что с дежурства.
— Да, прости, отдыхай, — тут же пошел на попятный Дави, — мы успеем еще обо всем поговорить, мне просто очень хотелось тебя обрадовать …
— Я рада, что ты пришел, а с остальным мы пока подождем.
В общем, в искренности Оливии Дави сомневался напрасно: у нее были сомнения, и она честно их высказывала.
Зато ее мать, сеньора Изабел, была совсем не прочь оттянуть свадьбу дочери. С возвращением Витора отношение ее к Дави резко переменилось.
Изабел стало казаться, что ее дочь достойна лучшей партии. Тем более что Бонфинь, прослуживший столько лет в фирме, давным–давно стал добрым другом ее хозяина, Гаспара Веласкеса. Так почему бы, собственно, им не породниться? Увидев. что разговор с Оливией опечалил Дави, она про себя порадовалась: кто знает, как еще все повернется?
В душе Изабел считала себя необыкновенно тонким политиком. И сейчас она задумала одну весьма престижную акцию, она готовила благотворительный чай! В патронессы их благотворительного общества она собиралась выдвинуть Летисию. Гаспар будет очень благодарен Изабел за то, что она введет его одинокую дочь в лучшее общество, и. возможно, даже повысит Бонфиня по службе.
Изабел уже вознеслась на головокружительные высоты и с этих высот провинциал Дави, у которого не бьто никаких связей, казался ей, конечно, жалкой мошкой, от которой она предпочла бы отмахнуться.
В то время как Изабел тешила мечтами свое честолюбие, ее сын тешился любовными мечтами. Адреалина вновь исчезла с его горизонта. Вернее, она снова жила у Фреда. Пессоа не был в претензии к ней. У него появился чудесный план, и он немедленно взялся за его осуществление.
Не теряя времени. Пессоа отправился к Питанге. Он давно знал, что обстоятельной, положительной Питанге по душе такой же обстоятельный Кассиану, а ему самому была очень по душе живая непоседливая Далила, которая стала избранницей сурового Кассиану. Пессоа не сомневался, что рано или поздно Далила не устоит перед его достоинствами: как–никак живости и ему не занимать, собой он недурен, и к тому же горожанин! Вот тогда Питанге и достанется Кассиану. А пока пусть Питанга съездит с ним в деревню и все покажет, а там уж он сам во всем разберется.
Просьбу о том, чтобы отправиться в деревню, Питанга приняла без всякого воодушевления. Она не знала, какая кошка пробежала между ее матерью и ее деревенской родней и соседями, но с некоторого времени Мануэла строго–настрого запретила ей появляться в деревне. Однако Пессоа обещал сй, что он устроит встречу с Кассиану, с которым она сможет поговорить с глазу на глаз, и это, конечно, не оставило Питангу равнодушной.
Увидев Мануэлу, Пессоа тут же подступил к ней с уговорами, но о деревне он ни слова не сказал. Он так расписывал страдания заболевшей Адреалины, которая лежит совсем одна и так будет рада, если Питанга навестит ее, что Мануэла отпустила дочь.
— Ладно, ладно. Иди, Питанга, — сказала она. — Только долго не задерживайся, у меня дел по горло, одной не управиться.
Пессоа подмигнул Питанге: ну что? Теперь она убедилась, что все идет как по маслу?
На машине они вмиг докатили до деревни. Но на окраине Питанга попросила высадить ее из машины — дальше лучше идти пешком, кто знает, как их еще встретят?
Но Далила им обрадовалась. Конечно, она не забыла забавного брата Оливии, который так горячо обещал приехать в деревню, посмотреть на их житье–бытье. Рада была Далила и Питанге, которой очень симпатизировала. У Далилы была Асусена, она только что прибежала за ней, чтобы позвать полюбоваться на Кассиану, который мерился с желающими силой.
Далила пригласила и гостей–горожан полюбоваться этим зрелищем.
— А кто этот Кассиану? — разыграл полное неведение Пессоа.
— Мой парень! — с гордостью ответила ему Далила.
Смуглый атлет Кассиану мерился со всеми желающими силой, и руки одного за другим парней плотно прижимались к деревянной поверхности, хотя парни были такие же крепкие и мускулистые, как молодой рыбак. На губе у Кассиану блестели бисеринки пота, в черных глазах горел сумрачный упорный огонь. Увидев озорную Далилу, он только хмыкнул про себя: теперь его соперники могли не сомневаться — ни одному из них не выйти в победители!
Кассиану снисходительно усмехнулся, когда и нескладный горожанин пожелал вступить с ним в поединок.
— Сейчас, — согласился он, — вот только водички попью…
Далила попыталась образумить гостя: разве он не видит, что с таким богатырем вряд ли стоит тягаться? Но своими уговорами она только подзадорила Пессоа.
Видя, как раскипятился горожанин, Маджубинья сказал с улыбкой:
— Проигравшего будем купать …
Старики подошли поближе, им тоже хотелось поглядеть, как играет в парнях молодая кровь. Они вспомнили свои молодые годы, когда–то и они не чуждались Тaкой забавы, а тут поединок приобрел еще больший интерес: свой тягался с чужаком–горожанином!