Сбор ягод закончился угощением: я отставил кузовок (сколько уместилось в нем алых зорь!), сложил ладонь лодочкой, наполнил ее отборной малиной и в два приема ссыпал ее в рот. Было такое ощущение, что я невзначай прикоснулся к сокровенной тайне лета.
СИЛАЧ
На грядке лук, взрывчато-зеленый, какой-то стремительный, все стрелы дерзко нацелены в небо.
— Дождички полили — вот и разгулялся мо́лодец. Лучок хоть куда! — хвалит его бабка Марфа.
Я ладил удочку на бревнах, от трех зацепов здорово пострадала леска. Через несколько минут слышу: зовет бабка, манит к себе в огород.
— Ты вот любишь разные истории, — говорит она. — Так вот еще одна тебе. Самая свежая… Тяну, значит, пучок лука, а он не поддается. Вроде как за что зацепился. Ну, оказия! Дергаю, тяну, раскачиваю. И вытаскиваю из земли… обломок огородного колышка. Вот, смотри сам.
Обломок дерева лежал в земле, стал буро-коричневым. Но не это главное. Обломок в нескольких местах насквозь пробит корневыми нитками лука.
Каков силач!
ПОСЛЕ ДОЖДЯ
Дождь был дружным, шумливым, но коротким: разом вспыхнул, разом и оборвался. Клен у нашей избы умылся, посвежел, стоит молодец молодцом, от него ложится синяя тень на зеленую траву. Но не этим привлек он к себе мое внимание: кое-где на ладонях кленовых листьев остались дождевые капли. Они — и как только сумели! — приманили солнце и засверкали. Горячо, ярко. Играет ветерок, на живом зеленом листе то сверкают, то гаснут дождевые капли, многократно изменчивые. А уж той тучи, что обронила их, нет и в помине.
Я знаю: все это скоро уйдет. И все-таки утешаюсь — я поймал это мгновение красоты и запомнил его.
ГРИБНЫЕ ДИВА
Все наши деревенские понатаскали грибов: к молодой картошке в каждой избе ставят на стол маринованные боровики и подосиновики, грузди и сыроежки свежей засолки, томленные в сметане маслята.
Вот теперь и пошли грибные дива. Доярка Настенька Березина на ладони принесла из-за Покшинских лесов необыкновенную семейку боровиков.
— Вы только гляньте — картинка из картинок! Надо же! Что уродилось!.. Будто кто-то нарочно слепил… Хоть, скажи, в музей сдавай. — И ходит из рук в руки ее находка.
Поднимают, отставляют на вытянутую руку, трогают ногтем, нюхают, качают головами, восклицают: «Чудо, да и только!» На одном корне выросла целая семейка боровиков. В центре боровик-папа, а кругом него пятеро детишек, все — как один: ростом наполовину меньше «папы», но такие ладненькие, крепенькие. Глаз не отвести!
Сколько улыбок было на старых и молодых лицах!
А через денек в героях уже ходил Витек Водовозов: из Медвежьего леска выхватил такую диковинку, что все ахнули. На ядреном боровике, на середке шляпки, вырос грибок поменьше. Будто запрыгнул к соседу на крышу да и прилип там. Сияющий Витек попросил, чтобы его сфотографировали с его находкой. Как не уважить шустрого парнишку.
Наконец-то и мне повезло. В березнике, за Зайцевским полем, взял двух подосиновиков-красноголовиков. Вышли из одного корня, потом почему-то отделились один от другого, потом помирились и соединились шляпками… Сколько загадок сразу в одной композиции!
Грибной поре долго манить и волновать нас, и кто-то (я в этом уверен: природе тоже дано пошутить, пофантазировать) еще принесет из лесу — и не раз! — замысловатую грибную фигурку.
МАМИНА ДОЧКА
День и ночь, без остановки, идет в природе работа: что-то рождается, что-то входит в силу, а что-то умирает.
В поисках грибов затесался я в такую чащобу, где, наверное, давненько никто из людей не бывал: кругом густо-зеленый полумрак, какие-то незнакомые шорохи, там и тут протянуты жилки паутины. Вот кто-то шумно пошел, круша сушняк, разрывая ветви деревьев, — лось, видать, отдыхал здесь. И вдруг рядом тревожный треск, суматошное хлопанье крыльев — поднял выводок рябчиков. Взлетели, сели на ветви и сверху вниз с любопытством нацелили головки на меня. Скорее всего, в первый раз видят человека, и любопытно же: зачем пришел, что будет дальше? Я разглядываю их, они меня. Мирно расстаемся.