Закончила восьмой класс и оставила школу. Отец хотел, чтоб училась дальше, исполнила материнскую мечту — поступила в Караваевский сельхозинститут, а она свою линию наметила. Стала работать счетоводом в конторе совхоза и тут же, умная голова, поступила заочно в Шарьинское дошкольное педучилище. Деток воспитывать — вон что надумала.
Коля тоже после восьмилетки оставил школу, подал документы в Бычиху. Ей, матери, робко думалось: вот бы в институт, башковит в науке сын. Подбила Ефима: «Выдержим, батько, выдержим». А когда заикнулась об этом, Николай отрубил на раз: «Хочу, мама, с надежной профессией жить. Институт — даль. А училище в Бычихе уже через три года мне даст сразу четыре профессии, — и стал загибать пальцы на руке, — тракториста, шофера, комбайнера, слесаря. Мечта!.. И — вдобавок — среднее образование! Это по мне».
Сдались с отцом — будь по-твоему.
Нина работает, учится. Нина сестренкам за мать, хозяйство ведет. И отца держит: любит вытолкнуть пробочку из бутылки. А почти всех ее подружек повымело из деревень в Кострому: кто в медучилище, кто в кулинарный техникум, кто в ПТУ. Как там они преуспевали, еще неизвестно, но тут же завели широченные малиновые, синие, оранжевые штаны, дырявят шпильками, когда наведываются за родительскими харчами, деревенские тропы, глушат себя и домашних музыкой, а иные уже и сигаретами дымят. А уж бойкости в поведении, в слове — будто сразу их там, в городе, взяли и подменили. Огородная лопата, коса, грабли — тяжкая обуза. Зато нагишом валяться на песке, бултыхаться в Покше готовы день-деньской.
А Нинка Кирдякова как ходила в скромном платье, так и ходит; ни волос, ни бровей, ни губ, ни щек ее не касается химия.
Встречались Николай с Ниной. Бывало, прикатит из Бычихи, переоденется, вскочит на мотоцикл — и ходу в Дренево…
Сидит на лавочке Анна с бабами, толкуют о том о сем и видит: за вечер раза три-четыре пролетит сын с подругой, катаются.
В тот год, когда ему выпало отправляться в армию, по деревне — кто бы мог подумать! — пополз слушок, не миновал и их дома, колючей занозой уткнулся и остался в материнском сердце: Колька Мукасеев спутался с Зинаидой — медсестрой из санатория. Кто ж не знал этой разбитной бабенки! И высокая, и красивая. И знает, поднаторела, чем приворожить. Приглядела, поставила Зинаида сети, и сразу в них угодил простак Колька. Вот те раз: поменял утро на ночь.
Не стерпела: и с ласковым словом, и со слезой к нему подступалась, понимая и ужасаясь, какой бедой может обернуться эта ветреная любовь. Молчит. Уперся и молчит. Корила: «Да ведь она старше тебя на целых десять лет. Ну, пригуляешь дитё, ведь брать нужно. Брать! А ты думал — как? Записываться! С кем? Подумай! Она таких-то милых, как ты, в каждой смене отдыхающих находит… Ох, глупец, ох, слепец… Мать-отца позоришь. Опомни-ись!»
Нет, не послушал. До последнего дня бегал в санаторий, к чужому огню.
На проводах никто из них не был: ни Кирдякова Нинушка, ни Зинаида. И после в солдатских письмах домой Николай ни разу не проявил интереса ни к одной из подруг. И она была благодарна сыну за это. А сама ночами мечтала: «Вот бы помириться ему с Нинушкой да по-хорошему довести дело до свадьбы. И зажили бы… И детей нарожали бы…»
Случалось, в магазине, в деревне, реже в конторе, встречаться с Ниной, здоровались, перекидывались словом-другим, девушка была приветлива, никакой отчужденности не выказывала, но и интереса к Николаю и его армейской службе не проявляла. Конечно, обидел. Конечно, обиделась. Мать не проведешь.
После этих встреч ее охватывало беспокойство. «Почему, — спрашивала она себя, — ну, почему люди простую, понятную жизнь вдруг сами легко ломают, все перевертывают и все страшно усложняют? И мучаются потом, страдают, злятся, ищут виноватых? — и не находила ответа на свой же вопрос.
Нынешней весной какой-то лесоруб из Кадыя скоро умыкнул Зинаиду из санатория. Анна облегченно вздохнула: выдернулась из сердца заноза сама собой; поспешила поделиться этой новостью с сыном. Письмо писала дня три: словечко к словечку прислоняла. И в нем же, не без умысла, сообщила и о том, что Нина Кирдякова — вот умница-то! — закончила дошкольное педучилище.
Николай писал, что служба идет нормально. Его год уволят из армии к Октябрьскому празднику. А о сердечных делах — ни словечка. Наладил он мостик к Нине или нет, тяжела или безразлична ему потеря Зинаиды — про то сама думай и понимай как знаешь…