Да, думалось в лесники податься — не выгорело. У человека всегда рядком с удачей неудача живет. Как раз на тот случай конкурент у меня объявился — Иван Егорыч Паклин, молодой, но зато с лесной академией. Подкован что надо. И к лучшему, скажу тебе, что его, а не меня взяли. Такие сейчас дела заворачивает! Карельскую березу отыскал в костромских лесах! Молодые посадки у него, как грибы, растут.
Стал тогда я искать себе дело. А оно — рядом…
— Лоси? — не утерпел Роберт.
— Ну, лоси! До лосей еще далеко. Погоди с лосями. — Привалов снял с локтя две, рожками, хвоинки и машинально провел ими по бритой щеке. — Без людей деревянные дома и любые постройки во много раз быстрее старятся. Вот и батькина изба набок осела. Хочешь жить — затевай ремонт. Запрягаюсь в плотники. Сам и за бригадира, и за бригаду, и заготовитель сам. Домкратами поднял сруб, гнилье повыкидал, а в правом углу, на огрузшем в землю камне, — медяк. Три царских копейки, решкой вверх. Потер о морское сукнецо — на грошике и высветлились цифры: 1871. Кричу жене: «Поди сюда, Матрена Ивановна, клад нашел». Приходит, подаю ей медяк и говорю: «А теперь давай поклонимся». «Кому?» — глядит на меня, как на чокнутого. «Избе поклонимся за то, что сто четыре года людям служила».
Вот. Четыре венца в срубе заменил, на каменный фундамент посадил сруб, сам и печь переложил. Не печь получилась, а корабль: гудит при топке, тепло без задержки отдает. И не угарна.
Вагонкой, в елочку, обшил хоромы и за наличники принялся. На наличниках — не обратил внимания? — вырезал кораблики, рыбок, морские звезды, ладьи с парусами да волны. — Боцман просиял и тут же сник. — На этом и кончилась моя «держащая» работа — держала в напряжении, старания требовала.
Не успел молодец оглянуться, как бабка Матрена подрядила в огородники: гряды копал, смородину, крыжовник да яблони сажал. Это дело нужное, да и нудное. На любителя оно. Живу и чувствую: чего-то не хватает…
— Лосей, — опять поспешил Роберт.
— Нет, до лосей еще не дошло. Рыбачить принялся да охотиться. Только скоро понял: рыболовство да охота — не занятие, а отдых от работы. Если бы это человеку в придачу к работе, тогда другой коленкор… Только я в этом разобрался — судьба и послала мне…
— Лосей! — выкрикнул Роберт и сел, обхватив руками колени, давая понять Привалову, что готов слушать его хоть до ночи.
— Не совсем еще лосей, — улыбнулся Привалов. — Михеева.
У Константина Макаровича потеплели глаза, стали молодыми, на обветренном загорелом лице проступил легкий румянец. Роберт догадался, что такие лица бывают только у счастливых людей, догадался, и о чем скажет сейчас Привалов: «Повезло мне. Опору нашел».
— Повезло мне. Все мои дни по-новому развернул Михеев… К лосям вывел. — Привалов закурил, жадно затянулся.
Лось… Разве есть другой такой красавец в наших лесах, как лось?! Нет, Роберт Алексеич, нет ему равных! Или не так? И что же мы, люди, до последнего времени знали о нем? Мальчишку спроси про космос, ракету — все расскажет тебе: какая она, космическая ракета, с какой скоростью летит. А лося тот же мальчишка в глаза не видывал, слыхом не слыхивал. Лось для него — это что-то из сказки. Да что мальчишка! Любого из нас спроси: что он знает про лося? Мясо вкусное — раз, шкура на меховой пиджак годится — два, рога на вешалку да на ручку ножика — три. И все. Да еще тут же его в губителя лесов причислит. Такого же злого губителя, как ветролом, как огонь, как короед. — Привалов, сокрушенно покрутил головой. — Отсюда клич: бей лося! Бей, не жалей!
Потребовалось несколько тяжких вздохов, чтобы боцман снова продолжал.
— И били. Били… Я вот в ученой работе Михеева вычитал: в Сибири на камнях нашлись рисунки. Еще человек бронзового века оставил те рисунки: бегут, значит, лоси с коронами рогов на головах, как есть живые, а охотник на коленях — понимаешь, на коленях! — и молитвенно тянет руки к ним. Сразу видно: за священное животное почитал лося.
А потом все круто переменилось. Эх, и досталось же сердяге-лосю от человека! В той же диссертации Михеева — толково, скажу тебе, написал, молодец, оно и понятно: любишь, так найдешь слово, — вычитал я, как из века в век истребляли лося: и стрелой, и копьем, и ружьем, и ямой-ловушкой, и петлей.
Ради забавы цари устраивали охоты на лося. Вот как по летописи было: в 1593 году под Москвой на царской охоте за два дня повалили сто двадцать одного лося! По-другому сказать: выбили четыре наших Журавкинских лосиных фермы! Ну, не браконьеры цари-то, а?! У одного из тех поверженных лосей охотники увидели рога о двадцати двух отростках каждый! Даже Михеев таких сохатых не встречал.