Первым делом они искупались, погрелись на рассыпчато-желтом горячем песке, потом еще поплавали и тогда только подались к ивнякам.
В густых, перепутанных прибрежных зарослях что-то сполошно трепыхнулось: то ли птица слетела с гнезда, то ли села на гнездо. Любаша раздвинула ветки и у самых ног увидела кучку бледно-зеленоватых «слив». Местами кругляшки прошило травой. Лось тут кормился, его «сливы».
Любаша пролезла к самому берегу и спугнула горихвостку. «Це-цо», — пожаловалась птичка, хвостовые перышки ее полыхали малиновым.
Тетя Галя уже режет прутья, а Любаша все выбирает местечко. Вот где ивняка пропасть, сочного, свежего, только ноги вязнут в иле. Не беда. Из кармашка вынула перочинный ножик с костяной ручкой (папин подарок), но лезвие утопилось глубоко — не вытащишь руками, срывается ноготь. Хоть тетю Галю зови. Да не такая она девчонка, не растерялась, сообразила: зубами вытащила лезвие.
Выбрала прутик, сверху вниз, с наклоном, как дедушка учил, — чик. В руках прутик. Ободрала у среза кору, лизнула языком белый липкий стволик — сладко. И пахнет вкусно — соком и корой. Лосятам молодые ивняки только давай…
В два снопа сложились ивняковые ветки у Любаши, в четыре у тети Гали.
На крыльце лосиная мама и лосиная сестричка вязали веники, листья у ивовых прутиков узкие, как килька. Веники тут же носили в горницу.
В горнице под потолком вбиты гвозди, к ним во всю стену привязаны удильники. Нет, эти удильники не вялят, чтобы они после вылежки были упруги, надежны на рыбалке. У них тут иное назначение. Пока лосята гуляют в ограде за домом, тетя Галя и Любаша привязывают веники к тем удильникам. Заявятся лосята с прогулки, а в их доме зелено, запашисто — угощайся ивняками.
Так оно и было. Лосята дружно набрасываются на веники и пасутся, радуясь, играя. Обглоданные метелки поталкивают головами, как бы пасуют друг дружке.
Любаша глядит на это веселое пиршество и потеху во все глаза и смеется:
— Вы скоро у нас и в футбол играть будете!..
Лосята быстро растут. Вот уже и позабыта соска. Сами пьют молоко из алюминиевой миски. Любаша выводит нового малыша на кухню или на крыльцо, а тетя Галя встречает его, ставит на табуретку миску с подогретым молоком. Губы и ноздри у лосенка зачернены от природы. А как окунет мордочку, выбелится молоком и дует, дует, аж пузыри схватываются. До донышка опорожнит миску.
Поначалу, после соски, учили, как пить молоко. Тетя Галя натягивала на средний палец соску, обмакивала в молоко, давала теленку облизать. Затем топила палец с соской в молоке. Лосик тянется достать ее. Только бы схватить губами, удержать, соска — нырк. Пропала. На глазах. Вот тут была — и утонула! Искать!.. Окунает губы в молоко, захлебывается, фыркает, приходит в себя, облизывается. И догадывается: можно пить и без соски. Так даже и ловчее.
Но все равно миску еще нужно сторожить и ладонь держать в молоке. Иначе ничего не получится. Живо улетит посудина с молоком на пол. Вовсе не от шалости сосунка. Нет. Лосенок пьет и время от времени поталкивает ладонь мордочкой. Оказывается, знает, как должно быть! Дивно!
— Соколик, ты же не пил мамкино молочко, откуда же тебе известно, что вымя полагается поталкивать, массировать?! — удивляется тетя Галя, а с нею и Любаша.
Лишь одна Сойка, когда у нее отняли соску, долго капризничала, не хотела пить молоко из миски. Вырывалась из Любашиных рук, опрокидывала и посуду, и табуретку, била ногами в пол. И, понятно же, здорово задерживала очередь. Пробуют раз, пробуют два — срывы. Тогда Любаша уводила ее в горницу со словами:
— Одумаешься — попою и тебя. После всех… Кто ж виноват? Сама.
Растут лосята. Экие молодцы! Давно ли Любаша или тетя Галя брали под шейку и задок тепленького малыша, несли и ставили на площадку весов, успокаивая и уговаривая постоять смирненько минутку-другую. А вот уж и не снести: подводят, подталкивают, просят самого пожаловать на утоптанную платформу весов…
А осенью Любаша начнет учиться в мурманской школе. Из окошка четвертого этажа будет смотреть на студено-синий Кольский залив, огромные белые и серые корабли и думать о лосях. Как-то там живут-поживают ее друзья — Сойка, Соколик, Покша, Ветер, Звезда, Амур?..
И пробежит еще один школьный год с темными полярными днями зимой и тревожными сполохами северного сияния, рассыпающего текучий и разноцветный свет (он движется, колышется, перекидывается параллельно земле, будто кто-то, потаенно скрытый там, на небе, управляет разноцветными прожекторами, а руки у него зазябли, дрожат, и прожектора дрожат, оттого и неровно льется свет) — и она вернется на ферму, обязательно вернется, увидит и не признает своих лосей: такие они станут красивые, лесные, незнакомые, словно не она их поила молоком, не она их носила взвешивать на весы, не она измеряла их рулеткой.