— Ну, что вы теперь скажете, ваше вшивородие?
— Это не мое. Мало ли, где вы взяли.
— Вот идиот, — нервно засмеялся Славичевский.
— Сорвать с него зараз же погоны! — потребовал Мотко.
Встал майор и сказал устало, потухшим голосом:
— Отставить, ребята, самосуд. Продолжайте собрание.
Раздались выкрики:
— Предлагаю исключить из комсомола! Просить начальника отчислить из спецшколы! Передать дело в суд!
Пока принимали постановление, Комора сидел недвижимо и казался безучастным ко всему. Лишь когда взметнулись руки, он, словно только сейчас поняв, что происходит, закричал надрывно, со всхлипом:
— Товарищи! Ребята! Что ж вы делаете? Ведь это же вся жизнь пропала! Ребятки, родненькие, простите!
Мотко, выразив общее мнение, сказал:
— Поздно ты, брат, про життя згадав. Трошки раньше треба було.
Вместе со всеми выходя из класса, Манюшка корила себя:
«Одной мне его жалко. Вот она, бабья слякоть. Нет, видно, в какую форму ни рядись, хоть в латы закуйся, все равно бабой останешься…»
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Николай приходит на помощь
На весенние каникулы Манюшка никуда не поехала. Залесье забывалось все прочней: друзей и товарищей там уже не осталось, к Николаю Степановичу хоть и тянуло, но в его новой семье родился ребенок и там, наверно, было не до нее. Поскольку в наряд она не записалась и снялась с довольствия, ей выдали сухой паек на неделю. Но сколько там было этого сухого пайка, да еще при Манюшкином аппетите! Кусок колбасы, кусок сыра, две банки рыбных консервов, хлеб. Со всем этим она управилась за три дня. Как-то так незаметно отламывала хлебушка, отщипывала колбаски, откусывала сырку, отчерпывала консервов — глядь, и оказалась у пустого корыта. Четвертый день она кое-как перебилась — сходила на обед в спецшколу и в память старого, лагерного, знакомства ее покормила тетя Тося. Можно было вообще пристроиться к знакомым поварихам и протянуть до конца каникул, годиком раньше Манюшка так и поступила бы, — но сейчас она вдруг не без удивления обнаружила, что не может жить на подачки. «Да боже ж мой, — сказала она себе, — остается каких-то три дня, неужели не вытерплю? Было время — годами голодала и ничего, осталась жива, а тут три дня. Не о чем и толковать». Манюшка залегла в постель и погрузилась сперва в чтение, потом в сон, потом опять в чтение и снова в сон.
— Ты часом не захворала, подружка? — спросила Марийка, собираясь вечером на свидание с Игорем.
— Нет, решила отоспаться за все годы. Не мешай!
Марийка поверила, но, встретившись с Козиным, когда разговор случайно коснулся Манюшки, сказала:
— С постели не встає, никуды не ходит. Говорит, отсыпаюсь.
— О штатская наивность! Ты разведай-ка, есть ли у нее чего рубать. Недаром же спикировала вчера в столовку. Тогда надо выручать… Знаю я эти сухие пайки!
В тот же вечер Марийка, расставшись с Игорем — он заступал в караул, — поехала на Стахановский поселок. Разыскала Николая Вербака, который только что вернулся из института и собирался ужинать и, вызвав его на улицу, сообщила:
— Я подруга Мáрия, она у нас живет. Якщо вы не хотите ее потерять, то поспешите — она помирает с голода.
— Ну, так уж и помирает, — засмеялся Николай.
— Не встает с постели. Голос слабый, как у котеночка… Знаем мы эти сухие пайки.
— Да вы что! — вдруг вскрикнул Вербак. — Она? Да где вы раньше-то были! — Он рванулся к двери, вернулся и затоптался перед Марийкой. — Я сейчас… Хотя нет, купим по дороге…
— Чего это вы задергались? Не знаете, что ли, Мария? — укоризненно сказала Марийка. — Если вы привезете ей продуктов, она вас выгонит. Да и мне попадет. Вы придумайте что-нибудь такое, ну, почему приехали, пригласите куда-нибудь, а по пути заведите в столовку чи в кафе и покормите. Будьте мужчиной, а не желторотым пацаном.
Он хотел было поставить на место эту круглолицую кудрявую кнопку, но сдержался: все же советы дает разумные.
Меньше чем через час они добрались до Марийкиной квартиры.
— Я исчезаю, — сказала Марийка. — А то она догадается.
На стук отворила бабушка и, увидев незнакомого штатского парня, окинула его подозрительным взглядом: здесь появлялись только ребята в военном. И пока он проходил в комнату девочек и находился там, она держалась в готовности номер один: сидела на краешке стула, настороженно нахохлившись и прислушиваясь.
— О? — удивилась Манюшка, увидев Николая. — Кого я вижу! Какими ветрами?