Потом старик занялся костром, а Ваня спустился к реке. Засучив штанины, босыми ногами зашел в воду до колен, чтобы зачерпнуть в котелок воды почище, а шлепая обратно, задержал взгляд на полоске прибрежного песка, крикнул:
— Дедуня, смотри, какой красивый плат расстелен!
Дедушка отвлекся от занявшегося огня, глядит — и впрямь будто кто-то забыл на песке платок. Светло-зеленый полушалок, сотканный из несметных крохотных лепестков…
Ваня хотел было ступить на этот живой платок, осушить ноги, но ему вдруг стало жалко сминать красоту — и он прошел стороной.
А дедушка сказал:
— В природе, Ванюша, в ее лесах-водах, все прекрасно. Умей лишь приметить.
На воткнутые в дерн рогатки повесили котелок, а рядом закопченный чайник. Дед взял топор, направился вверх по тропе.
— Побудь здесь, Ванюша, а я протоплю печку в избушке, чтобы спать нам не в сырости.
Сюдай побежал за дедом.
Куховарит внук, огонь поправляет, чтобы жар, сплотясь, бил прямо в днище. Вскоре в котелке забулькало, поднялась сероватая пена, повалил дразнящий, вкусный дух. Ваня сноровисто очистил несколько молодых тугих картофелин, накрошил в суп, бросил и лаврового листа — зачерпнул ложкой, попробовал, достаточно ли соли, потом убрал котелок с пышущего жара. Тут и чайник затарахтел железной крышкой, вскипел. Ваня заварил, не поскупись, щепотью.
Ай-да внук! Всего четырнадцать годочков, а хорошо ли, плохо ли — уже из ружья стрелять умеет, варить-стряпать мастер, грибы, притаившиеся под рыжей хвоей да прошлогодней листвой, отыщет и сам отличит груздь от боровика, а на рыбалке подъязка с уклейкой не спутает…
Дожидаясь деда, Ваня опять приблизился к жернову, взобрался на него, пробуя, топнул ногой: силен! Раздобыли же тяжесть эдакую, дыру продолбили, и вон в какую даль приволокли…
А солнце уже скрылось за деревьями и пылало в чаще леса, будто жаркий костер. Журчала поблизости падающая вода.
Значит, когда-то воды Черемны-реки ворочали здесь тяжеленные жернова, луща, смалывая зерно в муку, чтобы потом из этой муки люди пекли мягкие шаньги и пышные караваи.
Теперь же ничего тут не осталось: ни мельницы, ни амбаров, ни людей. Лишь река хлещет через старую запруду, бормотливо сказывая Ване о том, что было да быльем поросло.
Этот жернов он и выбрал в качестве стола. Расстелил газету, достал хлеб, кружки-ложки. Сопя от натуги, перекатил комель старого бревна, чтобы сесть на него. К возвращению деда все было готово: Ваня принес с огня котелок с супом, настриг в горячую похлебку зеленого лука, поперчил.
Дед с внуком сели за трапезу.
Мальчик отхлебнул дымящегося супа и даже застонал от удовольствия. Дед тоже крякнул, нахваливая.
Пожалуй, суп был слишком горяч: дома бы мать и не позволила есть такой, но здесь разве можно утерпеть, тем более с целодневной усталости? Тем более — своей стряпни? Ведь это не варево из синюшной курицы, купленной в лавке!..
Котелок был велик, и Ваня сперва подумал, что для такого обильного ужина в животе и места не хватит. Однако мясо рябчика было таким белым и душистым, так аппетитно хрумтели на зубах сочные хрящики, что мальчик и не заметил, как следом за юшкой ушло и все остальное.
— Дед, а ведь у царя губа не дура была! — сыто сказал Ваня, подавая Сюдаю косточку.
— Да-а… — протянул неопределенно дед. Он тоже управился с едой и теперь сидел, притихнув, в предвкушении цигарки перед чаепитием. — До еды вкусной да питья сладкого, Ванюша, люди-то, вишь ли, всегда жадны сверх меры. Иные ради этого готовы даже загрызть себе подобных…
Мальчик понял, что у деда опять дрогнула частица сердца — либо заветная, либо больная, — как и прежде, когда он донимал его расспросами.
— Ты давеча, дедуня, обмолвился, что вместе с хлебом тут и жизни человеческие перемололись…
Старик вытащил из кармана залоснившийся кисет, неторопливо растянул его зев, а из кармашка извлек сложенную гармошкой пачечку бумаги, оторвал листок, деликатно загнул край, насыпал щепоть табаку — все степенно, несуетливо, — послюнявив, свернул цигарку. Так же не спеша достал спичку, точно нацелясь, чиркнул о коробок, зажег. На мгновение лицо старика потерялось в бело-синем дыму, а вокруг разнесся махорочный едкий дух.