— Сырт?
— Да, — ответил дедушка. — Только давай передохнем сперва…
Старик зажег цигарку, отпустил с поводка Сюдая; утомленный долгой ездой пес выскочил на берег, принялся встряхиваться да потягиваться. А Солдат Иван охотно продолжил речь:
— Сырт — ежели по-другому сказать, это водораздел. Тут как раз и есть его место, где воды делятся. Посередке еще болото да озеро. А вокруг — гулкие боры. Ух, до чего места хороши! В болоте том ручьи нарождаются, катятся с гряды в обе стороны, ширятся, постепенно сливаются с другими ручьями, что в иных болотах родились, обращаются в реки… А вдоль ручьев да речек, вокруг болот боры стаивали, кондовые сосны, все на подбор, будто свечи. А чего им? Воды тут вдосталь, семя падает на плодородную почву, мощные корни вглубь идут, чтобы долго сосна росла, поднимала голову ввысь.
— Значит, Тян-река, на которую мы собрались, течет в другую сторону? — спросил мальчик.
— В другую. Но верховьями с Черемной близки.
Они вынесли на берег поклажу, упрятали понадежней лодку в гуще тростника под ивами.
— А где же эта избушка? — огляделся Ваня. — Покуда не видно.
— Ее еще найти надо, — загадочно ухмыльнулся в ответ дедушка.
Двинулись вдоль ложбины, где сосновый бор, похоже, был вырублен когда-то и порос теперь вразношерстку елями да осиной. Сюдай, принюхиваясь, бежал впереди. Старая тропа едва угадывалась под ногами.
Они спустились к сырому травянистому кочкарнику, перешли ручей, несущий черную воду, и вышли к противоположному склону ложбины.
Тут вдруг Сюдай подал голос: «Гав-гав!» И дед с внуком едва не столкнулись лбами с бревенчатой кладкой, притаившейся под огромными елями. Избушка выглядела еще справно: гладкие бревна прыскали желтоватым смолистым окрасом, года два-три, наверно, всего и стоит-то.
— Ого, как замаскировано! — воскликнул Ваня. — Будто дзот!
А дед ответил, сосредоточась, что-то прикидывая в уме.
— Ежели хозяин, срубивший эту избушку, так хитро маскируется, будь настороже, сынок…
— Но ведь можно было и у реки, в более веселом месте поставить! Отсюда совсем ничего не видно, будто в яме. Уныло больно…
— Значит, хозяину унывать некогда — забот много, — глухо отозвался Солдат Иван, отвечая больше своим мыслям.
От избушки к балке вела стежка, явно проторенная ногами человека. Остатки недавнего костра, зачерневшие в уголь сошки, свидетельствовали о том, что сюда недавно наведывались.
Избушка была сбита прочно, добротно, венцы проложены мхом.
Они открыли тугую, из толстых досок с поперечинами, дверь — в ноздри прянуло спертым банным духом.
— Чуешь, тут кто-то, бывает, еще и парится! — сказал Солдат Иван. — Похоже, что такой же старец, как я, кости свои прогревает.
Ваня заметил в углу черный очаг, узкие нары, стол у подслеповатого оконца.
— Да что же он, старик этот, в такую даль ходит париться? — спросил мальчик.
— Да, брат, далековата у него парилка…
— Дедушка, а ты говорил, что старая, мол, избенка тут, а эта вон какая новая…
— Новая и есть, — согласился дед, оглядываясь. — Да на старом месте.
— А старая не твоя ль была?
— Нет, не моя… — махнул рукой Солдат Иван.
— А чья же? Кого-нибудь из нашей деревни?
Дедушка серьезно поглядел на внука, будто не решаясь сказать правду, но ответил утвердительно:
— Нашего, деревенского.
— Чья же?
— Бисина.
— Бисина?! — Ваню будто током ударило это имя. — Опять Бисин? Огненный Глаз!
— Раньше-то у него охотничьи избушки повсюду натыканы были вокруг водораздела — три либо четыре.
— Но нынче он ведь в городе живет? Сам говорил… Неужто охотиться сюда забредает?
Дед улыбнулся мягко, желая успокоить внука:
— Нет, конечно… От города досюда беда сколько. Даже от нас неблизко.
— Так кто же тогда новую избушку срубил?
Сердце Вани все еще таило напряжение от упоминания о Бисине.
— Не знаю, сынок. Подписи-то своей он не оставил… Может, и добрый человек. Может статься, из соседнего района. Дотуда ведь тоже не шибко далеко… Ничего, Ванюша, заночуем тут. А явится кто, утеснимся как-нибудь, небось не раздеремся, ведь пока еще все тут свои люди.
Они подтопили каменку, ощипали и сварили глухаря, запарили смородинового чая. Вкус у глухариного супа был иной, нежели у вчерашнего, рябчикового: он был приторней, а цветом более темен, кровав, мясо такое же соответственно, — но Ване оно показалось даже душистее и вкуснее.