Я осознавал, что моя деградация — результат постоянной алкогольной «нирваны», которой я обеспечивал себя на протяжении последних лет. И я бросил пить. С трудом! С огромным трудом я заставил себя не смотреть в сторону «спиртоносных» напитков. И многое прояснилось, но ощущение паранойи осталось. Осталось ощущение чужих глаз, следящих за мной на улице, пачки сигарет, лежащей не на том месте…
Очевидно, алкоголь нанес непоправимый вред определенной части моего мозга, и осознание этого приводило меня в ужас. Я понимал, что с нарастанием паранойи скоро перестану контролировать себя. И, убегая от реальности, запоем читал книги моего детства, заперев хлипкую дверь квартиры на замок и тонкую совдеповскую цепочку, осознавая при этом насколько смешны и нелепы мои действия. Редкие звонки Оли возвращали меня в реальность, но я уклонялся от разговоров с ней, не желая добавлять в наши, и без того не безоблачные отношения еще и проблемы моего нарастающего безумия.
Я уже два дня, как ждал звонка от Леши. Моего друга. Одноклассника. Моей единственной, хоть и призрачной надежды на помощь.
Леша — хороший парень, добрый и циничный одновременно. Это, наверное, профессия накладывает свой отпечаток. Своего рода профессиональная деформация психики, как никак, а реаниматолог. Вроде обещал психиатра.
В кафе он был серьезно озабочен моим состоянием. Во всяком случае, даже несмотря на свои постоянные пофигизм и юмор, в конце разговора я увидел, как он встревожился — и правильно! Я на грани, и эта грань становится все тоньше. Я цепляюсь за эти старые книги, за эту обстановку, как улитка, которая в ужасе пытается забраться в безмятежную раковину своего прошлого. И это становится делать все сложнее и сложнее. Так что, торопись Леша! Торопись! Звони, брат…
— За последние три месяца девять самоубийств по Москве. Как думаешь — тема? …
Капли пота скатывались на лоб Артема Александровича, прорываясь дальше, на херувимско-розовую переносицу. Даже кондиционер не в состоянии был справиться с этой жарой, и поэтому мой шеф-редактор, так смахивающий на большого упитанного херувима своей курчавой шевелюрой и молочно-розовой кожей, потел, как свинья. Мне было абсолютно безразлично, о чем писать, поэтому я обреченно кивнул.
Вдохновленный моим молчаливым согласием, херувим продолжал, смачно затянувшись сигаретой:
— Смотри. Описываешь морг, подробнее останавливаешься на одном суициднике. Потом выкладываешь сравнительную статистику по годам, естественно, в связке с политикой и социальными проблемами. Ну не мне тебя учить… ВДОХ, ВЫДОХ. СТРУЯ ГРЯЗНО — СЕРОГО ДЫМА… Сам понимаешь, нужен крепкий репортаж. Свяжись с моргом, договаривайся и вперед, Андрюша. Нас ждут великие дела! …
Без этой своей идиотской присказки он не мог обойтись, и это означало — разговор окончен.
Я тяжело встал и, кивнув, вышел из кабинета в тошнотворную вонь редакционного коридора…
Судя по стенгазете и фотографиям на стене второго административного этажа городского морга, веселее и жизнерадостнее людей, чем работающие здесь, я не встречал никогда. На стенах мрачного коридора, под мерцающим белым светом люминесцентных ламп, висели веселые фотографии собак, кошек, одного хорька, двух гусей, трех морских свинок, двух попугаев странной породы в обнимку со своими улыбающимися хозяевами, судя по всему, здешними работниками.
В сочетании с жуткой головной болью, которую я пытался зажевать очередной таблеткой «тайленола», и местом, где я находился, все это отдавало каким-то сюрреализмом.
— Как раз есть очень интересный случай. Все при нем: и странгуляция четко выраженная есть, и молодой, и врач по специальности…
Жизнерадостный голос патанатома с трудом пробивался сквозь плотную пелену головной боли, и мне стоило огромных усилий притворяться заинтересованным и оживленно кивать головой.
Мы шли по коридору первого этажа патологоанатомического отделения, вымощенного мраморной крошкой, и каждый наш шаг громким гулким эхом отдавался в коридоре, а еще громче в моей голове.
Эскулап посмертных дел продолжал свою экскурсию, а я, зажав включенный диктофон в руке, продолжал кивать, как китайский болванчик.
— Собственно, это и есть то, что в народе именуют «моргом». А вас интересует процесс вскрытия тоже, или просто посмотреть на суицид-ника — и все?
— Вскрытие тоже, конечно, — я выдавил это из себя, понимая, что хорошего репортажа без живописного описания вскрытия не получится.