— Посмотри направо, — не поворачивая головы, произнес старик, — видишь белый забор?
Мы проходили мимо белого бетонированного забора, который ограничивал от пешеходов какое-то панельное четырехэтажное здание непритязательного вида. Вдали уже поблескивал потоками машин перекресток Нахимовского и Севастопольского проспектов.
— Этот забор? … Вижу… И что?
— Надпись видишь?
На заборе черной краской от руки небрежно большими кривыми буквами было выведено «ОХРАНЯЕТСЯ ГРУППОЙ АЛЬФА».
Я кивнул.
— Это районная резидентура федералов. Здесь, при необходимости, проводятся различные «мероприятия».
Я еще раз посмотрел на это серое необлицованное здание, окруженное каким-то строительным мусором, и скептически хмыкнул. Своей нелюдимостью оно больше напоминало заброшенные катакомбы.
Заметив мой скепсис, Петр остановился перед забором и повернулся спиной к зданию, при этом я оказался стоящим лицом к фасаду этого серого уродца. Со стороны казалось, что два человека остановились побеседовать на пешеходной дорожке. Моя кепка с длинным козырьком и элегантный котелок Петра смотрелись в контексте этого не по-московски жаркого дня вполне уместно и крайне затрудняли опознавание наших лиц.
— Осмотри фасад здания. Видишь что-нибудь необычное? … И делай вид, что беседуешь со мной.
Я всматривался в фасад, пытаясь обнаружить в обыденности здания что-то особенное. Четырехэтажное серое нелюдимое панельное прямоугольное сооружение, с рядом одинаковых окон, в отдалении от дороги, окруженное заросшим бурьяном строительным мусором. Глазу даже не за что зацепиться — воплощение слов «заурядность» и «уныние».
Я тряхнул головой и, уставившись в выцветшие глаза Петра, произнес:
— Ничего особенного. Обычное здание промышленного типа.
Старик вздохнул.
— Вглядись в окна: ни одного открытого, все одинаково непрозрачны и, хоть блестят на солнце, но как-то тускло. Словом, изнутри все стекла покрыты особой звукоизолирующей фольгой от прослушки и визуального наблюдения. Периметр контролируется камерами.
Я вгляделся по-новому в это серое уродливое здание. Своей безликостью и оскалом тускло блестевших окон оно вдруг стало напоминать мне опасного хищника, безмолвно притаившегося за забором и внимательно наблюдающего за своими жертвами.
Не дав мне опомнится, Петр взял меня под руку, и мы продолжили променад дальше в сторону Севастопольского проспекта. Когда закончился забор, мы повернули, не дойдя до проспекта, на кривую улочку и продолжили свою прогулку вглубь двора вдоль того же забора, обходя резидентуру федералов. В глубине двора, подальше, появилась вывеска какой-то автомойки, а дальше непонятная стройка при местной больнице. Но не туда вел меня старик. Крепко держа меня за рукав, он вел меня вдоль мойки к одноэтажному небольшому кирпичному зданию непонятного назначения. Со стороны могло показаться, что старик опирается на руку своего внука, и они решили срезать угол, чтоб выйти на Севастопольский проспект.
— Видишь домик?
Одноэтажное кирпичное здание, с белыми рамами окон и стальной крышей, стилизованной под черепицу.
— А это что?
На сегодня откровений было достаточно, и я проявлял явное желание побыстрее закончить эту «поучительную» экскурсию. Старик вдруг больно сжал мне локоть и снова расслабил хватку.
— Не отвлекайся! … Смотри! Слушай и запоминай! От этого может зависеть твоя жизнь, да и моя тоже… — зло прошипел он. — Это не игра!
Меня как будто окатило холодной водой, и я, внутренне собравшись, продолжал прогулку с пожилым и с виду немощным человеком.
— А это, Антон, публичный дом местной резидентуры ФСБ.
Я чуть не поперхнулся и от неожиданности даже остановился, оглушено уставившись на старика и не веря собственным ушам — я думал, что он пошутил. Но Петр был абсолютно серьезен и, незаметно дернув меня за рукав, потащил дальше, продолжая свой рассказ.
— Это не просто бордель. Комнат здесь немного, но они обставлены по высшему классу. Обычно это учреждение работает, как рядовой публичный дом, для самоокупаемости: видишь ли, в ФСБ, как и в любой бюрократической структуре, безумно жадные начальники, хоть и имеют огромные деньги за счет рэкета, крышевания и всего, до чего дотянутся руки. Все проститутки проверенные и знают на кого трудятся. В каждой комнате есть камера для записи компромата. Естественно, по периметру здания находятся камеры наблюдения. Видишь с торца кирпичный выступ без окон? — я бросил косой взгляд в сторону здания и оглушено кивнул. — Это центр наблюдения за основным зданием и борделем. Все кабели сходятся сюда в целях безопасности. Это, чтобы, в случае чего, полностью автономизировать наблюдение за периметром.