Жизнь полковника Кравцова сложилась очень даже неплохо. Закончив Рязанское высшее воздушно-десантное училище ордена Суворова, он участвовал в различных военных компаниях в Афганистане, Чечне, играл одну из ключевых ролей в операции «Кольцо» в Закавказье, а впоследствии разрабатывал государственный переворот в Армении, начавшийся с расстрела парламента в 1997 году. До этого, там же он провернул блестящую операцию по продаже огромной партии боеприпасов из оружейных складов, в местечке Балаовит, рядом с городком Абовян (в основном «АК 47», которые очень были популярны на рынке оружия из-за своей невысокой стоимости — в среднем 50 долларов за штуку). Склады боеприпасов принадлежали уже несуществующему СССР, и после переговоров с местными властями сделка оказалась выгодной для всех сторон. Правда, склады пришлось сжечь, оставив внутри некоторое количество боеприпасов, которые очень правдоподобно взрывались почти сутки, нагоняя ужас на окрестных жителей.
Благодаря Перестройке и ряду фатальных случайностей он удачно завершил пару «миссий», и теперь под его руководством был отдел СВР (Служба Внешней Разведки), и, что самое главное, благодаря своему статусу он «крышевал» пару рынков и один банк, аффилированный с нефтеперерабатывающей отраслью. Всегда предупредительный, осторожный и неожиданно жестокий, Кравцов был опасным противником и преданным соратником, если дело касалось непосредственно его интересов. Имея приличную сумму на офшорных счетах, большую квартиру на Остоженке и приличную дачу на берегу реки Десна, он вел жизнь «аристократа в погонах» новой формации и не собирался менять комфортный распорядок своей жизни.
Однако в последние три года ему для полного комфорта стало не хватать ощущения власти. Власти тотальной и всеобъемлющей. И встретившись как-то с генералом, пообщавшись с ним, он понял, чего ему не хватает. В стране наступили смутные времена. После дефолта 1998 года все изменилось. Сместились ориентиры, фокусы, центры взаимодействия. Во внешней разведке вдруг начали по очереди проводиться задержания российских агентов, причем не просто агентов, а агентов влияния, внедренных давно и надежно. По своим каналам Кравцов узнал, что их банально продал его шеф. Шеф СВР, который потом, став министром иностранных дел, сокрушался и возмущался деградацией спец служб.
Алексей Владиславович знал правду. Но эта правда была смертельна для него. И он молчал. Молчал, когда ему выговаривали за дилетантство. Молчал, когда его выгнали, почти что с позором, на работу чуть ли не завхоза в резидентуру ФСБ Академического района. Он понимал, что надо что-то делать. И только встреча с генералом Лебедем открыла ему новые возможности и придала новый смысл его шикарному, но непривычно-бесцельному существованию.
Константин Сергеевич Лебедь, высокий, жилистый старик, с серыми, стального отлива глазами. Человек много повидавший и много совершивший. Кравцов встретился с ним в Кремле, когда его отчитывали, как пацана, за провалы в агентурной сети. Лебедь, судя по всему, был прекрасно осведомлен о его невиновности. Потом, когда они пересеклись после той позорной выволочки, он подошел к полковнику. Посмотрел на него долгим взглядом и, протянув визитку, тихо произнес: «Позвони, полковник». На визитке были отпечатаны инициалы, а под ними от руки небрежно был выведен номер сотового телефона. И Кравцов позвонил.
Следующая их встреча состоялась на берегу Десны, где река являлась идеальным шумоподавителем. Они оба были в «гражданском» и с удочками в руках мирно сидели на берегу. Друг друга они поняли с полуслова. И идея переворота, поданная генералом, была с энтузиазмом подхвачена полковником.
Кравцов полностью разделял мнение Лебедя, что власть надо менять. Что страна катится к неминуемому развалу, и этот развал могут остановить только сильная рука и радикальные изменения в правительстве. Когда генерал говорил об этом, его правая часть лица, обезображенная глубоким шрамом от уха до подбородка, становилась пунцовой, и от этого шрам напряженно белел и устрашающе бросался еще больше в глаза. Про себя Кравцов называл его «Джокером», но он никогда не осмелился бы произнести это вслух.
И вот теперь полковник ехал в «Волге» на встречу с «Джокером». Он взглянул на циферблат номерного «Ролекса» — 17.45.
Встречи с генералом проходили раз в неделю. Сначала Кравцов ехал к себе на дачу. Там он выходил из лимузина и заходил в дом. Переодевался в джинсы, майку, джемпер и набирал на старом «Сименсе», в котором был записан только один анонимный адресат, одно единственное сообщение. Сообщение содержало единственную цифру «3» и отправлялось на строго засекреченный номер. Потом он оставлял телефон дома и уходил на прогулку в лес. Там его, как бы проезжая мимо, подбирала «Волга» с зашторенными окнами и залепленными грязью номерами. Машина завозила полковника прямо в гараж генеральской дачи. Оттуда внутренняя дверь вела на цокольный этаж. Там располагалась просторная комната, обшитая вагонкой, со столом и деревянными лавками. За этим столом в основном и происходили их встречи. Говорить здесь можно было абсолютно свободно, так как на единственном небольшом окошке комнаты была развешана алюминиевая фольга от прослушивания.